Человек это машина: Страница не найдена

Человек — это машина!

— Ошо, почему суфии утверждают, что человек — это машина?

— Человек и есть машина, вот почему. Человек думает и действует совершенно неосознанно. Он представляет собой не что иное, как набор привычек, сумму всех привычек.

Человек — это робот. Человек еще не стал человеком: до тех пор, пока осознанность не войдет в его жизнь, он останется машиной.

Вот почему суфии утверждают, что человек — это машина. Это суфийское утверждение о том, что человек является машиной, стало известно на Западе благодаря Георгию Гурджиеву… Тогда многие были шокированы неожиданным заявлением Гурджиева о том, что человек — это машина. Однако он говорил правду.

Очень редко человек бывает сознающим. За семьдесят лет своей заурядной жизни — если ее вообще можно назвать жизнью — человек вряд ли осознает хотя бы семь прожитых им мгновений.

И даже если представить, что у него были эти семь или менее мгновений осознавания, все они — результат случая, не более. Например,

человек может стать сознающим в момент, когда кто-нибудь неожиданно приставит к его сердцу револьвер. В это мгновение его мышление, его механическое мышление приостанавливается. На секунду он становится осознающим, ибо это так опасно, что невозможно продолжать оставаться в своем обычном сне.

Человек становится осознающим в опасных ситуациях. Иначе он быстро засыпает, он прекрасно научился действовать автоматически. Если стать на обочине и понаблюдать за людьми, то можно обнаружить, что они все двигаются во сне. Все они лунатики, сомнамбулы.

И ты такой же.

Человек реагирует. Вот почему суфии называют человека машиной.

До тех пор, пока человек не начнет осознавать происходящее, до тех пор, пока он не начнет нести ответственность…

Реагирование рождается из прошлого опыта, а осознанное действие — из настоящего момента. Реагирование — это просто старая привычка, тогда как осознанное действие всегда спонтанно.

Я слышал одну историю.

— Папа, — спросил десятилетний мальчик, — скажи, как начинаются войны?

— Ну, сынок, — начал было отец, — представь себе, что Америка поссорилась с Англией…

— Америка не ссорится с Англией, — вмешалась мать.

— А кто говорит, что она ссорится? — спросил отец, явно раздражаясь. — Я просто хотел привести гипотетический пример.

— Что за нелепость! — фыркнула мать. — Ты забиваешь ребенку голову всякими глупыми идеями.

— Ничего нелепого в этом нет! — возразил отец. — Если он будет слушать тебя, то у него в голове вообще не будет никаких идей.

Как только ситуация накалилась и родители уже схватились за тарелки, сын сказал:

— Спасибо, мама. Спасибо, папа. Я никогда больше не стану спрашивать, как начинались войны.

Просто наблюдай за собой. Ты уже многократно повторял в прошлом то, что делаешь сейчас. Ты всегда одинаково реагируешь на одну и ту же ситуацию. В ответ на одну и ту же ситуацию твое поведение всегда предсказуемо. Ты чувствуешь нервозность, вынимаешь сигарету и закуриваешь. Это реагирование; в состоянии нервозности ты всегда делал это.

Ты — машина. Сейчас тобой управляет встроенная программа: ты нервничаешь, рука сама лезет в карман, и извлекается пачка сигарет. Это похоже на то, как машина выполняет заданную операцию. Ты вытягиваешь сигарету из пачки, вставляешь ее в рот, прикуриваешь, и все это происходит автоматически. Ты проделывал это миллионы раз; ты продолжаешь делать это и сейчас.

С каждым повторением привычка только укрепляется

Машина становится все более автоматизированной, машина становится все более опытной. Чем чаще повторяется одно и то же действие, тем меньше осознанности требуется для его выполнения.

Вот почему суфии говорят о том, что человек функционирует как машина. Необходимо отказаться от всех этих механических привычек…

Например, сделай что-нибудь в противоположность тому, что ты всегда делал.

У Гурджиева были такое методы: если у него появлялся ученик-вегетарианец, первым делом он заставлял его есть мясо. Для вегетарианца это большой шок — если его заставляют, есть мясо. А Гурджиев был очень жестким мастером; он тебя выгнал бы, если бы ты не послушался его, не последовал команде, дисциплине. Он заставил бы тебя есть мясо. Когда вегетарианец ест мясо, он становится очень сознательным — ему приходится. В прошлом он не имел никакого опыта, ни малейшего понятия о том, чтобы есть мясо. Просто представь Махатму Ганди, который ест мясо… он будет невероятно осознанным!

А если человек ел мясо, тогда Гурджиев говорил ему: «На несколько недель стань вегетарианцем. Не ешь вообще никакого мяса — не ешь яиц, мяса, молока, никакой животной пищи. Просто продолжай есть овощи». Вся система тела привыкла к определенному образцу. Он заставлял людей менять время принятия пищи. Если ты ешь каждый день в час, он говорит:

«Ешь в девять». Если ты каждый день ложишься спать в двенадцать, он говорит: ложись спать в два или в десять. Он заставлял изменить все. Человека, который никогда не пил вина, он заставлял пить вино, просто для того, чтобы изменить его шаблон. Если человек был пьяницей, он заставлял его перестать пить.

Гурджиев озадачивал людей, но метод был прост: он пытался деавтоматизировать. Он был одним из величайших мастеров этого века, которого очень неправильно понимали. Естественно, все были против него. Кто когда-нибудь слышал о религиозном мастере, заставляющем своих учеников пить? — заставляющем, действительно заставляющем. Он сидел рядом…

Суфии утверждают, что человек — это машина, ибо человек всего лишь реагирует в соответствии с заложенными в него программами. Начинайте действовать сознательно, и вы перестанете быть машиной. А когда вы перестаете быть машиной, вы становитесь человеком: рождается новый человек.

Наблюдайте, будьте бдительны, осознавайте и продолжайте избавляться от всех шаблонных реакций внутри вас. Каждую секунду старайтесь осознанно относиться к реальности, не в соответствии с банальными представлениями, а адекватно отражая вечно изменяющуюся действительность вокруг вас. Осознанно воспринимайте реальность! Отбросьте ум, живите спонтанно.

А когда вы действуете спонтанно, когда вы не реагируете, рождается новое действие. Действие прекрасно, реагирование отвратительно. Осознающий человек действует; неосознающий человек реагирует. Действие освобождает. Реагирование еще сильнее заковывает в цепи, делая их толще, тверже и крепче.

Не реагируйте, действуйте.

vk.com

Человек как машина для производства и потребления

Человек как машина для производства и потребления

2018-07-13  Наталья Олешко Версия для печати

Проведение параллелей между человеком и машиной и даже их отождествление имеет очень давнюю историю. Притом речь здесь идет не о метафорах, а попытке прямого отождествления человека со сложным механизмом. Парадокс в том, что с развитием машин и с развитием человека такое отождествление не только не уходит в прошлое, но даже усиливается. Например, книга таких классиков постмодернизма Делеза и Гваттари «Анти-Эдип» начинается главой «Желающие машины», а эта глава открывается следующими словами:

«Повсюду- машины, и вовсе не метафорически: машины машин, с их стыковками, соединениями. Одна машина-орган подключена к другой машине-источнику: одна испускает поток, другая его срезает. Грудь — это машина, которая производит молоко, а рот — машина, состыкованная с ней. Рот больного анорексией колеблется между машиной для еды, анальной машиной, машиной для говорения, машиной для дыхания (приступ астмы).

Вот так мы все оказываемся бриколерами; у каждого свои маленькие машины. Машина-орган для машины-энергии, и повсюду — потоки и их срезы… Что-то производится: эффекты машины, а не метафоры»¹.

Акцент в данной работе делается не на том, что человек по своему строению напоминает машину (это принимается как нечто само собой разумеющееся), а о том, что он представляет собой машину с точки зрения экономической, то есть является именно машиной для производства и потребления.

Насколько правы эти авторы и как происходило становление такого взгляда на человека, мы и постараемся разобраться в данной статье.

 

Механистическое воззрение на человека.

Первым представить человека в виде машины предложил Рене Декарт. В работе «Страсти души» он пишет:

«…тело живого человека так же отличается от тела мертвого, как отличаются часы или иной автомат (т. е. машина, которая движется сама собой), когда они собраны и когда в них есть материальное условие тех движений, для которых они предназначены, со всем необходимым для их действия, от тех же часов или той же машины, когда они сломаны и когда условие их движения отсутствует».

И дальше, в разделе «Краткое описание тела и некоторых его функций» продолжает:

«Чтобы яснее представить это, я в немногих словах опишу здесь устройство машины нашего тела. Нет человека, который бы не знал, что у нас есть сердце, мозг, желудок, мышцы, нервы, артерии, вены и тому подобное; известно также, что принимаемая пища поступает в желудок и кишки, где сок из нее, проходящий через печень и через все вены, смешивается с содержащейся в них кровью и таким образом увеличивает ее количество. Те, кто хоть немного знаком с медициной, знают, кроме того, как устроено сердце и каким образом венозная кровь может легко проходить из полой вены в правую половину сердца и оттуда поступать в легкое через сосуд, называемый артериальной веной; как затем она возвращается из легкого в левую половину сердца через сосуд, называемый венозной артерией, и, наконец, проходит оттуда в большую артерию, ветви которой расходятся по всему телу»

2.

В таком же духе Декарт и дальше продолжает описывать те действия тела, которые теперь принято называть рефлекторными и, которые, согласно Декарту не требуют вмешательства души.

Надо отдать должное Декарту, на то время представления о теле как о машине, были весьма прогрессивными. Для тогдашней медицины, которая нередко еще обращалась за помощью к потусторонним силам, такой подход был очень плодотворным: если тело — это машина, это значит, что его нужно изучать, для того, чтобы знать, как его «ремонтировать».

Правда, Декарт представлял как машину только человеческое тело. Второй же составляющей человека по Декарту была душа, которая, согласно Декарту имеет не механическую, а божественную природу.

Гораздо радикальнее в этом отношении был французский философ-материалист Ламетри, который был уверен, что не только тело, но и саму душу очень легко объяснить материалистически. В 1747 г. Ламетри написал книгу под названием «Человек-машина». В ней была осуществлена попытка представить организм человека как очень сложный механизм, состоящий из огромного количества взаимодействующих по законам физики деталей, не нуждающийся ни в какой отдельной душе, ибо все, причиной чего раньше считалась душа, Ламетри легко объясняет материальными причинами:

«Человеческое тело — это заводящая сама себя машина, живое олицетворение беспрерывного движения. Пища восстанавливает в нем то, что пожирается лихорадкой. Без пищи душа изнемогает, впадает в неистовство и наконец, изнуренная, умирает. Она напоминает тогда свечу, которая на минуту вспыхивает, прежде чем окончательно потухнуть. Но если питать тело и наполнять его сосуды живительными соками и подкрепляющими напитками, то душа становится бодрой, наполняется гордой отвагой и уподобляется солдату, которого ранее обращала в бегство вода, но который вдруг, оживая под звуки барабанного боя, бодро идет навстречу смерти. Точно таким же образом горячая вода волнует кровь, а холодная — успокаивает».

Можно даже сказать, что, если послушать Ламетри, то состояния души полностью определяется характером и количеством пищи, которую принимает человек:

Как велика власть пищи! Она рождает радость в опечаленном сердце; эта радость проникает в душу собеседников, выражающих ее веселыми песнями, на которые особенные мастера французы. Только меланхолики остаются неизменно в подавленном состоянии, да и люди науки мало склонны к веселью.

Сырое мясо развивает у животных свирепость, у людей при подобной же пище развивалось бы это же качество; насколько это верно, можно судить по тому, что английская нация, которая ест мясо не столь прожаренным, как мы, но полусырым и кровавым, по-видимому, отличается в большей или меньшей степени жестокостью, проистекающей от пищи такого рода наряду с другими причинами, влияние которых может быть парализовано только воспитанием. Эта жестокость вызывает в душе надменность, ненависть и презрение к другим нациям, упрямство и другие чувства, портящие характер, подобно тому как грубая пища создает тяжелый и неповоротливый ум, характерными свойствами которого являются леность и бесстрастность».

Эти рассуждения Ламетри можно счесть очень наивными, но на самом деле такой способ мышления очень живуч, и сегодня мы можем найти множество ученых, которые будут мыслить то ли точно так же, как Ламетри, то ли просто немножечко запутаннее, так что нам будет казаться, что они мыслят иначе.

Притом далеко не всегда такой способ мышления является непродуктивным. В качестве примера можно привести рассуждения основателя современной физиологии высшей нервной деятельности И. Сеченова:

«Мысль о машинности мозга, при каких бы то ни было условиях, для всякого натуралиста клад. Он в свою очередь видел столько разнообразных, причудливых машин, начиная от простого винта до тех сложных организмов, которые все более и более заменяют собою человека в деле физического труда; он столько вдумывался в эти механизмы, что если поставить пред таким натуралистом новую для него машину, закрыть от его глаз ее внутренность, показать лишь начало и конец ее деятельности, то он составит приблизительно верное понятие и об устройстве этой машины и об ее действии. Мы с вами, любезный читатель, если и настолько счастливы, что принадлежим к числу таких натуралистов, не будем, однако, слишком полагаться на наши силы в виду такой машины, как мозг. Ведь это самая причудливая машина в мире. Будем же скромны и осторожны в заключениях.

Мы нашли, что спинной мозг без головного всегда, то есть роковым образом, производит движения, если раздражается чувствующий нерв; и в этом обстоятельстве видели первый признак машинности спинного мозга в деле произведения движений. Дальнейшее развитие вопроса показало, однако, что и головной мозг при известных условиях (следовательно, не всегда) может действовать как машина и что тогда деятельность его выражается так называемыми невольными движениями. В виду таких результатов стремление определить условия, при которых головной мозг является машиной, конечно, совершенно естественно. Ведь выше было замечено, что всякая машина, как бы хитра она ни была, всегда может быть подвергнута исследованию. Следовательно, в строгом разборе условий машинности головного мозга лежит задаток понимания его»³.

Без такого подхода наука о мозге просто была бы невозможной. Другой вопрос, что далеко не все ученые были настолько же «скромны и осторожны в заключениях», как Сеченов, и очень сильно преувеличивали момент «машинности» головного мозга и даже прямо отождествляли его с машиной. Особенно такая мода усилилась, когда появились электронно-вычислительные машины и наука кибернетика, многие представители которой прямо отождествляли работу мозга с работой компьютера.

 

Человек и компьютер

Что касается основателя кибернетики Норберта Винера, то он, как и Сеченов, еще был достаточно осторожен и все-таки понимал, что полностью отождествлять мозг и компьютер нельзя:

«Заметим, между прочим, что между способами применения мозга и машины имеется существенное различие: машина предназначена для многих последовательных программ, не связанных одна с другой или имеющих минимальную, ограниченную связь, и может быть очищена при переходе от одной программы к другой, тогда как мозг при естественном ходе вещей никогда не очищается от своих прошлых записей. Поэтому мозг при нормальных условиях не является полным подобием вычислительной машины. Его деятельность можно скорее сравнить с выполнением вычислительной машиной одной заданной программы»⁴.

Но очень многие последователи Винера напрочь забывали об осторожности в этом вопросе и если и не отождествляли мозг и компьютер полностью, то только потому, что считали компьютер гораздо более совершенной машиной, чем мозг.

Впоследствии родилось целое направление в современном мышлении, которое, признавая безоговорочно превосходство компьютера над человеком, обсуждает исключительно перспективы замены несовершенного человеческого мозга встроенным компьютером, по типу того, как сейчас делают зубные протезы или искусственную почку. Называется это течение трансгуманизмом. Его представители рассуждают о том, что в недалеком будущем человек сделается независимым от своего тела и окончательно переселится в киберпространство:

«Если бы мы смогли бы сканировать синаптическую матрицу человеческого мозга и смоделировать ее на компьютере, то тогда стало бы возможно перемещение из нашего биологического воплощения в полностью в цифровой субстат (приняв некие философские предположения относительно природы сознания и персональной идентичности). Для надежности мы всегда могли бы иметь запасные копии, и могли бы реально пользоваться неограниченной продолжительностью жизни, обрабатывая и направляя информационные потоки в сети. Это потребовала бы, вероятно, развитой нанотехнологии. Но имеются и менее радикальные пути слияния человеческого разума с компьютерами. Сегодня ведется работа по разработке контакта микрочипа и нейрона. Технология находится пока еще на ранней стадии; но когда-нибудь она позволит нам изготовить нейропротез, посредством которого мы смогли бы «подключиться» к киберпространству. Гораздо менее экзотически выглядят различные схемы погружения в мир виртуальной реальности, например, путем использования шлемов с установленными внутри дисплеями, которые связываются с мозгом через наши естественные органы чувств»⁵.

Трансгуманизм не считается научным направлением. Представители самых разных наук — как естественных, так и гуманитарных — относятся к нему критически. Так, например, широко известен своими критическими высказываниям в адрес трансгуманистов известный американский философ и футуролог Френсиси Фукуяма. Тем не менее, постепенно идеи, высказанные трансгуманистами, перекочевывают в научные издания в качестве общепринятых истин. Вот пример тезисов выступления на научной научной конференции в прповинциальном российском вузе:

«В современной науке выделяют три основных направления «киборгизации» человека: первое направление «киборгизации» состоит в том, что оно затрагивает, главным образом, вопросы комфорта и физических возможностей человека, но не вопросы продления жизни.

Второе направление «киборгизации», напротив, непосредственно связано с проблемой индивидуального выживания человека — это «киборгизация» системы жизнеобеспечения, техническое восполнение функций жизненно важных органов. Третье направление «киборгизации» человека — это техническое вмешательство в мозг. Этот этап киборгизации — это ещё большее приближение её к ядру личности — то есть создание мозговых протезов, которые смогут выполнять функции отдельных участков мозга.

Эпоха «киборгизации» станет массовой после создания мощных нанотехнологий и относится, скорее всего, ко второй половине XXI века. Она будет состоять в постоянном увеличении концентрации микророботов во внутренней среде человека. Тем не менее, можно предположить, что ожидаемая продолжительность жизни такого «киборгизированного» тела составит несколько тысячелетий, старение в нём будет сведено к нулю, и основной риск для него будут представлять разные крупные катастрофы. Интересно отметить, что процесс нанотехнологической «киборгизации» может развиваться и внедряться быстрее, чем чисто биологические программы замедления старения»⁶.

А вот уже учебник, рекомендованный Министерством образования Украины:

«Целью трансгуманистов является переход от обычного человека к постчеловеку через промежуточную стадию трансчеловека. Трансчеловек — индивидуум, который активно готовится стать постчеловеком и использует все имеющиеся возможности для самосовершенствования.
Постчеловек — разумное существо, модифицированное настолько, что уже перестал быть человеком. Как постчеловек вы будете обладать умственными и физическими возможностями, далеко превышающими возможности любого не модифицированного человека. Вы станете умнее, чем человек-гений и будете обладать гораздо более совершенной памятью. Ваше тело не будет подвержено заболеваниям, и оно не будет разрушаться с возрастом, что обеспечит вам неограниченную молодость и энергию. Вы сможете получать гораздо большие способности испытывать эмоции, удовольствие и любовь или восхищаться красотой. Вам не придется испытывать усталость или скуку и волноваться по пустякам»⁷.

На самом деле, такие мысли появились у очень даже признанных ученых еще на заре развития компьютерной техники, и тогда же они были подвергнуты критике со стороны сторонников классического подхода в философии. Развернутая критика такой точки зрения представлена в статье А.С. Арсеньева, Э.В Ильенкова, В.В. Давыдова «Машина и человек: кибернетика и философия»:

«Мечтая о мыслящей машине, столь же, а может быть, и еще более совершенной, чем человек, многие кибернетики исходят из представлений, будто мыслит мозг. Поэтому им кажется, что достаточно построить модель мозга, чтобы получить и искусственное мышление. Увы, нет. Ибо мыслит не мозг, а человек с помощью мозга. Тем теоретикам, которые не усматривали большой разницы между тем и другим, Л. Фейербах уже более ста лет назад предлагал проделать несложный мысленный эксперимент. Попробуйте вырезать мозг из тела человека, положите его на тарелку и посмотрите — будет ли он мыслить? Конечно же, он будет мыслить так же мало, как любой телеграфный столб или плесень, распластанная на камнях далеких планет. Дело в том, что для возникновения такой функции, как мышление, требуются еще кое-какие материальные предпосылки, кроме структурно приспособленного к тому мозга. В частности это органы, обеспечивающие чувственно-предметный контакт этого мозга с вне его находящимся миром, что-нибудь вроде глаз, ушей, осязающих рук и других «внешних рецепторов». Или выражаясь языком кибернетики, мозгу, чтобы он мыслил, требуется еще и непрерывный поток «информации». Иначе он быстро затормаживается (засыпает). Может быть, делу может помочь система искусственных органов восприятия? Предположим, что к нашему гипотетическому искусственному мозгу присоединен сверхсовершенный «персептрон». Допустим даже, что мы снабдили этот мозг и всеми остальными органами, обеспечивающими его самостоятельную активную жизнедеятельность, — создали искусственную модель всего человеческого организма в целом. Безразлично даже, из какого материала эта модель, это искусственное существо будет сооружено, из железа или из белка. Будет ли она «мыслить»? Нет. В этом отношении наука располагает фактическими доказательствами. Наблюдались не раз организмы, обладающие и здоровым мозгом и всеми прочими органами, но не мыслившие. Не мыслившие потому, что тут отсутствовала одна важная материальная же предпосылка мышления, находящаяся вне организма, — развитая человеческая цивилизация»⁸.

В этой же статье автор утверждает, что проблемы всех, кто или мечтает о создании вычислительной машины умнее человека, или, наоборот, боится, что такая машина будет создана, состоят в том, что они не понимают, что машина давно подчинила себе человека и господствует над ним. Дело в том, утверждает Э.В. Ильенков, что вопрос о взимоотношении человека и машины — это не вопрос кибернетики или физиологии человека, а вопрос социальный, и в первую очередь экономический, и рассматривать его нужно именно с этой точки зрения.

 

Машина и человек: философия и экономика

Если мы вернемся к самому началу, то на самом деле вернее было бы говорить, что Декарт и Ламетри представляли человека как механизм. Потому что машина и механизм — далеко не одно и то же. Машины в то время были исключительно механическими, но сущность машины вовсе не в том, что она механизм — ведь может быть электронно-вычислительная машина, в которой почти нет механических частей, но она от этого не перестает быть машиной.

Сущность машины в первую очередь в том, что она есть орудие человеческой деятельности. В этом смысле стоит обратить внимание на мысль Аристотеля, который определил раба как «говорящее орудие». Это определение может оказаться куда более близким к рассматриваемому нами вопросу, чем те, которые давали Декарт и Ламетри. Аристотель рабов вообще людьми не считал. В первую очередь потому, что они не обладали собственной волей, то есть были только исполнителями воли своего хозяина. По этой причине он и определил их как орудия — то есть, получается, как живые машины.

Конечно, эта идея была очень наивной, но философ даже подумать не мог, насколько зловеще точной окажется его предположение в отношении не биологического строения, а социальных судеб человека в эпоху машинного производства. На заре кибернетики многие ученые, философы, не говоря уж о писателях-фантастах, высказывали опасения, что развитие электронно-вычислительной техники приведет к тому, что машина может стать умнее человека и подчинит его себе. Они опасались совершенно напрасно, потому что на самом деле еще задолго до изобретения компьютера это стало непреложным фактом человеческой истории. Еще на заре индустриальной эры широкое применение машин в тысячи раз умножило производительные силы общества, но платой за этот успех оказалось то, что, как говорит Карл Маркс, сам человек превратился в придаток машины. И чем больше развивались машины, тем больше росло их господство, и тем бессильнее и ничтожнее становился человек перед логикой машинного производства. Изобретение компьютеров ровным счетом ничего не изменило в этом отношении, разве что только количественно умножило непосредственную зависимость человека от машины. Теперь не только рабочий является непосредственным придатком машины, но и те, кто раньше считался работниками умственного труда — от простых бухгалтеров и до государственных чиновников. Кроме того, развитие компьютеров привело к тому, что машина сегодня управляет волей человека не только на производстве, но и в быту. Возникла ранее неведомая массовая зависимость человека от машины — так называемая «интернет-зависимость».

Но причиной такого положения является не развитие машин само по себе, а то, для чего они применяются.

На эту проблему обратил внимание еще Карл Маркс. Еще в его времена были ученые, которые предсказывали, что развитие машин приведет к полному порабощению ими человека. Одним из самых известных из них Был доктор Юр. Вот как пересказывает его слова Маркс:

«Д-р Юр, Пиндар автоматической фабрики, описывает её, с одной стороны, как кооперацию различных категорий рабочих, взрослых и несовершеннолетних, которые с искусством и прилежанием наблюдают за системой производительных машин, непрерывно приводимых в действие центральной силой (первичным двигателем)», с другой стороны — как «огромный автомат, составленный из многочисленных механических и сознательных органов, действующих согласованно и без перерыва для производства одного и того же предмета, так что все эти органы подчинены одной двигательной силе, которая сама приводит себя в движение»»⁹.

И далее Маркс делает замечание, из которого вытекает, что он строго различает капиталистическое применение автоматов и всякое их применение в крупном масштабе.

«Эти два определения отнюдь не тождественны. В одном комбинированный совокупный рабочий, или общественный рабочий организм, является активно действующим субъектом, а механический автомат — объектом; во втором сам автомат является субъектом, а рабочие присоединены как сознательные органы к его лишённым сознания органам и вместе с последними подчинены центральной двигательной силе. Первое определение сохраняет своё значение по отношению ко всем возможным применениям машин в крупном масштабе; второе характеризует их капиталистическое применение и, следовательно, современную фабричную систему»¹⁰.

Эту точку зрения — что именно машинообразный характер человеческого труда, а вовсе не специфика его тела, превращает человека в машину для производства — на сегодняшний день разделяют очень многие мыслители — от марксистов до постмодернистов.

Вот как, например, описывает ситуацию Марина Бурик в книге «Человек и экономика в виртуализированном мире»:

«На восходящей стадии развития капитализм устами Декарта постулировал, что «телом движет не мысль, а другое тело», манифестируя тем самым подчинённость тела логике вещей. Именно логике ВЕЩЕЙ подчинено тело индивида в процессе производства вещей при капитализме. В этом производстве индивид сам приравнивается к вещам через деньги, приравниваясь на рынке труда к другим вещам. Логика вещей уже определяет его одномерность, но еще не предполагает фрагментарность. Постоянно воспроизводится атомизация индивидов и операционализация их тел в процессе производства товаров»¹¹.

При этом М. Бурик ссылается не только на Маркса, но и на М. Фуко:

«Дисциплина капитала» определяет каждое движение рабочего: «Измеряемое и оплачиваемое время должно быть также временем без примесей и исключений, высококачественным временем, когда тело тщательно отдается работе. Точность и прилежание являются наряду с размеренностью основными добродетелями дисциплинарного времени»¹². 

Но Фуко пишет только о дисциплинарности рабочего времени, которое, кстати, вряд ли может быть иным — ведь дисциплину использования времени каждым отдельным индивидом в условиях массового машинного производства всегда будет диктовать машина. Иначе массовое машинное производство производство будет не возможно невозможно как таковое.

Проблема в ином, что с определенного времени логике машинного производства начинает подчиняться не только рабочее, но и свободное время человека. Свободное время человека превращается в, если так можно выразиться в рабочее время по потреблению произведенных товаров. Ведь, если произведенные товары не будут потреблены, то невозможно будет возобновить производство. А в условиях, когда рынок насыщен и перенасыщен, организация потребления превращается в отдельную проблему.

Таким образом человек, который уже давно превратился в машину для производства, превращается еще и в машину для потребления. Притом как машины для потребления он оказывается настолько же необходим для функционирования современного общества, как в своем качестве машины для производства.

В условиях постоянного роста производства потребности просто не успевают за предложением все новых и новых товаров. Формула «спрос рождает предложение» явно перестает работать. Производство потребностей становится отдельной отраслью индустрии, которая давно уже не сводится к одной только рекламе. Это именно индустрия по производству все новых и новых потребностей. И в составе этой индустрии работают практически все современное телевидение, кино, целые жанры литературы, пресса, интернет.

Ничего плохого в этом не было бы, если бы эта индустрия формирования потребностей формировала у людей культурные потребности, то есть потребности, способствующие развитию человека и общества. Проблема состоит в том, что в основном она формирует потребности не просто не нужные и далеко не культурные, но и прямо вредящие здоровью и грозящие человеку, как выразился по этому поводу Джо Байден, «утратой души»¹³. Другими словами, человек таким образом превращается в бездушную машину для потребления.

Никаких готовых «рецептов» насчет того, как противостоять процессам обезличивания человека и превращения его в «машину потребления» в научной литературе нет. И это понятно, ведь для того, чтобы остановить процесс превращения человека в машину для потребления, необходимо, чтобы он перестал быть машиной для производства. Но именно на этом держится современное машинное производство. Получается некий «заколдованный круг». Попытки разорвать его индивидуальными усилиями, отказываясь от навязываемых рекламой потребностей, не могут поменять ситуацию в обществе. В подтверждение этой мысли можно привести пример с веганами. Отказываясь от принятого в обществе потребления продуктов животного происхождения или от кожаной обуви, они содействовали появлению индустрии товаров для веганов, которая отличается тем, что там все намного дороже.

Неэффективны и попытки дистанцироваться от существующего индустриального общества путем дауншифтинга. Не говоря уж о том, что на этой почве очень быстро выросла новая индустрия — от «зеленого туризма» до промышленного производства домов для «экопоселений», дауншифтинг только подчеркивает, что превращение человека в ломовую лошадь — отнюдь не альтернатива превращению его в машину.

Скорее всего, решение проблемы лежит не в возврате к старым, домашинным способам производства, а в том, чтобы организовать общество на других, некапиталистических началах — так, чтобы не человек в нем служил машине, а машина служила человеку.

 

1 Делёз, Ж., Гваттари, Ф. Анти-Эдип: Капитализм и шизофрения — Екатеринбург: У-Фактория, 2007. с.7

2 Декарт Р. Сочинения в 2 т.-Т. 1. с. 483. — М.: Мысль, 1989. http://filosof.historic.ru/books/item/f00/s00/z0000538/st000.shtml

3 И. Сеченов. Рефлексы головного мозга. https://www.litres.ru/ivan-sechenov/refleksy-golovnogo-mozga-2/chitat-onlayn/

4Н. Винер. Кибернетика. https://scisne.net/a-1590?pg=3#1-5

5 http://transhumanism-russia.ru/content/view/174/110/

6 https://www.scienceforum.ru/2017/pdf/36439.pdf

7 http://pidruchniki.com/91492/kulturologiya/lyudina_transgumanizm_perspektivi_rozvitku_lyudini

8А.С. Арсеньев, Э.В Ильенков, В.В. Давыдов. «Машина и человек: кибернетика и философия» http://caute.ru/ilyenkov/texts/machomo.html

9 К.Маркс, Капитал, т. 1. Маркс К., Энгельс Ф. Соч., 2-е изд., т.23, с. 431.

10 Там же.

11 Бурик М. Л. Человек и экономика в виртуализированном мире. — К.: «Аграр Медіа Груп», — 268 с., С.58.

12 Фуко М.П. Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы. / Мишель Фуко; [пер. с франц. В. Наумова]. — М.: AdMarginen, 1999. — 460 с.

13 Байден в Давосе предупредил человечество об угрозе потерять душу.
http://www.rbc.ru/politics/20/01/2016/569fd32c9a7947181f2c4fa1

теория

Человек + Машина: как AI трансформирует бизнес

Пол Доэрти — директор по технологиям и инновациям компании Accenture. В ходе своей профессиональной деятельности он работал с тысячами бизнес-лидеров по всему миру, помогая им использовать современные технологии для трансформации бизнеса. Кроме того, Пол сыграл важную роль в том, чтобы бизнес Accenture отвечал стремительным изменениям в области технологий.

В зоне ответственности Доэрти реализация технологической стратегии и инновационной архитектуры Accenture; он также руководит исследовательской деятельностью Accenture, курирует венчурные проекты, область передовых технологий и экосистем. Многие годы он отвечал за исследования в области искусственного интеллекта, а не так давно создал новое направление бизнеса Accenture, занимающееся решениями на базе ИИ.

Изучая компьютерную инженерию в Мичиганском университете в начале 1980-х годов, Доэрти прослушал также курс Дугласа Хофштадтера (Douglas Hofstadter) по когнитивистике и психологии. Именно этот курс зародил в нем интерес к вопросам ИИ, сохранившийся на протяжении всей его профессиональной деятельности.

Доэрти часто выступает с лекциями и публикует статьи о промышленности и технологиях в Financial Times, MIT Sloan Management Review, Forbes, Fast Company, USA Today, Fortune, Harvard Business Review, кабельной сети финансовых новостей Cheddar, Bloomberg Television и CNBC. Не так давно журнал Computerworld назвал Пола Доэрти одним из 100 лидеров в области технологий 2017 года за его исключительные лидерские качества.

Доэрти — горячий сторонник обеспечения равных возможностей и доступа к технологиям и компьютерным наукам. Он входит в наблюдательный совет организации Girls Who Code, активно поддерживает и помогает проекту Code.org. Получил награду Института женского лидерства, которую присуждают бизнес-лидерам, выступающим в поддержку культурного многообразия и улучшения положения женщин в корпоративной среде.

Кроме того, Доэрти занимает пост председателя совета директоров компании Avanade, входит в состав попечительского совета Музея компьютерной истории (Computer History Museum) и консультативного совета по информатике и инженерии Мичиганского университета.

Живет в Мейплвуде, штат Нью-Джерси, со своей женой Бет. У него четверо детей: Эмма, Джесси, Джонни и Люси, и все они прокладывают собственный курс к будущему взаимодействию человека и машины.

Человек+машина. Кто будет работать на заводах в XXI веке

На одном из участков производственного цеха BMW в Дингольфинге (Германия) человек и робот вместе собирают трансмиссию. Рабочий готовит корпус, а механическая рука, восприимчивая к происходящему вокруг и оснащенная функцией распознавания, поднимает механизм весом в 5,5 кг. Рабочий переходит к следующей операции, а робот аккуратно устанавливает коробку передач и поворачивается, чтобы взять следующую.

В другом производственном участке под негромко играющую песню Lost on You американской певицы LP еще один манипулятор приклеивает черный уплотнитель по периметру автомобильных окон. Между операциями рабочий подходит, чтобы протереть форсунку, вставить стекло и унести готовые окна, как будто робот и человек исполняют хорошо поставленный танец.

Благодаря открытиям в области искусственного интеллекта мы вступаем в эпоху радикальной трансформации бизнеса. Это новая эра, где фундаментальные управленческие подходы, которыми мы руководствовались прежде, меняются ежедневно. Системы на основе искусственного интеллекта не только автоматизируют многие процессы, делая их более эффективными, но и позволяют человеку и машине совершенно по-новому взаимодействовать. Меняется сама природа работы, что заставляет нас искать новые методы управления бизнесом и персоналом.

Долгие годы роботы представляли собой громоздкие устройства, обычно отделенные от работников-людей и выполняющие четко прописанную задачу — к примеру, они оптимизировали загрузку деталей на штамповочный пресс. Подобная функция была частью стандартизованного производственного процесса, в рамках которого и люди выполняли одну и ту же работу изо дня в день — например, выявляли дефекты в деталях.

Сравните традиционный конвейер с заводом, где роботы намного меньше, маневреннее и способны работать бок о бок с человеком благодаря встроенным сенсорам и сложным алгоритмам искусственного интеллекта. В отличие от первых поколений промышленных роботов — громоздких, неинтеллектуальных и даже опасных механизмов — новое поколение может распознавать находящиеся рядом объекты, понимать происходящее, действовать и обучаться благодаря машинному обучению и другим технологиям искусственного интеллекта. Иными словами, рабочий процесс становится гибким и адаптивным, традиционные сборочные линии уступают место командам «человек + машина», которые можно постоянно менять без остановки производства. Теперь, чтобы выполнить кастомизированный заказ и адаптироваться к меняющемуся спросу, будут сформированы команды «человек + машина». К новым задачам они приступят сразу, без необходимости проверять и корректировать вручную процессы или производственные этапы.

Прогресс затронул не только производственную сферу. Системы искусственного интеллекта интегрируются во все отделы, от маркетинга, продаж и обслуживания клиентов до НИОКР.

Реклама на Forbes

Представьте: продуктовый дизайнер из Autodesk разрабатывает новый дрон. Вместо того чтобы модифицировать существующие концепты с учетом таких ограничений, как вес и мощность двигателя, он вводит эти параметры в программу с функциями искусственного интеллекта. Алгоритм генерирует огромное количество дизайн-проектов, которых никто никогда прежде не создавал. Некоторые чересчур причудливы, другие более привычны, но все без исключения соответствуют исходным требованиям. Дизайнер выбирает тот вариант, благодаря которому его дрон будет выгодно отличаться от конкурентов, и дорабатывает прототип в соответствии с эстетическими представлениями и инженерными задачами.

От механики до органики

Потенциальная способность искусственного интеллекта трансформировать бизнес-процессы беспрецедентна, однако она создает и проблему, требующую особого внимания. В отношении использования искусственного интеллекта — систем, расширяющих возможности человека благодаря распознаванию, осмыслению, действию и обучению, — компании сейчас находятся на перепутье. По мере внедрения подобных систем — от машинного обучения до компьютерного зрения и глубокого обучения — одни компании смогут увеличить производительность труда только в краткосрочной перспективе (и со временем этот эффект нивелируется), тогда как другие достигнут небывалых высот с помощью революционных инноваций, меняющих правила игры. В чем же причина?

Она кроется в понимании истинной природы воздействия искусственного интеллекта. В прошлом руководители внедряли машины, чтобы автоматизировать конкретные бизнес-процессы. Традиционно это были линейные, пошаговые, последовательные, стандартизованные, повторяющиеся и измеряемые операции. За прошедшие годы их удалось оптимизировать благодаря анализу трудозатрат и потраченного времени (вспомните конвейеры), однако сейчас этот подход исчерпал себя и компании выжимают последнее из автоматизации.

Продолжая исследовать потенциал технологий искусственного интеллекта, лидеры отраслей начали по-новому смотреть на бизнес-процессы, прежде всего, как на гибкие и адаптивные. Они отказались от традиционных конвейеров и перешли к идее интеграции людей и продвинутых ИИ-систем. Взаимодействие человека и машины радикально меняет многие процессы. Опыт BMW и Mercedes-Benz убеждает в том, что традиционные сборочные линии уступают место интегрированным командам сотрудников, работающих бок о бок с роботами. Команды нового типа способны на ходу усваивать новую информацию и адаптироваться к быстро меняющимся рыночным условиям. Это позволяет компаниям переосмысливать бизнес-процессы.

Третья волна

Ключ к пониманию роли искусственного интеллекта сейчас и в будущем — трансформация бизнес-процессов. Распространено мнение, что системы на основе искусственного интеллекта, включая робототехнику и ботов, постепенно начнут вытеснять людей с рабочих мест, отрасль за отраслью. Беспилотные автомобили придут на смену такси, возьмут на себя курьерскую доставку и грузовые перевозки. Для некоторых профессий это верно, однако наши исследования показывают, что, хотя искусственный интеллект можно использовать для автоматизации определенных процессов, гораздо большего эффекта можно достичь при дополнении и расширении человеческих возможностей. К примеру, при обработке требований и жалоб искусственный интеллект не заменяет людей; напротив, он берет на себя однообразные рутинные действия по сбору данных и их предварительному анализу, высвобождая сотрудникам время для решения сложных проблем. По сути машины делают то, что им удается лучше всего: выполняют повторяющиеся монотонные задачи и анализируют колоссальные объемы данных. А люди занимаются тем, что они умеют лучше всего: работают с неоднозначной информацией, приходят к умозаключениям в сложных случаях и общаются с недовольными клиентами. Зарождающаяся интеграция человека и машины положила начало так называемой третьей волне бизнес-трансформации.

Чтобы лучше понимать, как сегодня обстоят дела с внедрением искусственного интеллекта, следует разобраться в истории вопроса. Первая волна трансформации предполагала стандартизацию процессов. Эту эпоху открыл Генри Форд, который превратил производство автомобиля в набор последовательных операций, осуществляемых на конвейере. Каждую операцию можно было измерить, оптимизировать и стандартизировать, обеспечив на этой основе рост производительности труда.

Основным содержанием второй волны трансформации бизнеса стала автоматизация. Эта волна пришла в 1970-х годах и достигла своего пика в 1990-е благодаря реорганизации бизнес-процессов на основе открытий в области информационных технологий: персональные компьютеры, обширные базы данных и программное обеспечение, которое автоматизировало задачи бэк-офиса. Такие ритейлеры, как Walmart, оседлали вторую волну и стали мировыми лидерами. Некоторые компании смогли полностью перестроиться: UPS, к примеру, из курьерской службы превратилась в глобальную логистическую компанию.

Третья волна связана с адаптивными бизнес-процессами. Основанная на двух предыдущих, она будет гораздо более масштабной и значительной, чем революция конвейеров и компьютеров, и олицетворяет собой радикально новые методы ведения бизнеса. Как мы покажем в этой книге, лидеры отраслей трансформируют свои бизнес-процессы, чтобы стать более гибкими и быстрыми, а также легко адаптироваться к поведению, предпочтениям и потребностям своих сотрудников в любой момент. Эта способность к адаптации опирается на обработку данных в режиме реального времени (вместо заранее заданной последовательности шагов). Хотя процессы не стандартизованы и не унифицированы, они дают гораздо более значимые результаты. По сути, ведущие компании выводят на рынок персонализированные продукты и услуги (в отличие от массовой продукции вчерашнего дня) и при этом обеспечивают стабильное увеличение прибыли.

Человек — это машина, постоянно движущаяся к точке наибольшего наслаждения. Но при этом она вырабатывает не наслаждение, а страдание.

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ

Человек — лучшая книга. Сюжет постоянно меняется, а концовка неизвестна даже автору.

Неизвестный автор (1000+)

Беда тому, кто умен, но не наделен при этом сильным характером.

Себастьен-Рош Николя де Шамфор (100+)

Человек должен быть порядочным, это осуществимо в любых условиях при любой власти. Порядочность не предполагает героичности, она предполагает неучастие в подлости.

Фазиль Искандер (40+)

Человек показывает своё настоящее лицо не при знакомстве, а при расставании.

Неизвестный автор (1000+)

Друг — это тот человек, который знает о вас всё и не перестаёт при этом любить вас.

Элберт Грин Хаббард (50+)

Машина, она как женщина. Дело не в том, сколько она жрет, а в том, сколько приносит наслаждения!

Умная, как цветок (Марта Кетро) (9)

Смысл истинной дружбы в том, что радость она удваивает, а страдание делит пополам.

Джозеф Аддисон (50+)

Мы были противоположностями. Совершенно разные, но при этом до невозможности близкие.

Мне тебя обещали (Эльчин Сафарли) (100+)

Всё меньше глупостей мы делаем с годами, но качество при этом их растёт!!!

Михаил Мамчич (100+)

Человек — разумное существо, но это не относится к человечеству.

Раймон Арон (3)

Эссе на тему: «Человек — это машина, создающая богов или Бог, создающий машину»

Человек-это машина, создающая богов или Бог, создающий машину.
Можно установить три стадии в истории человечества — природно-органическую, культурную в собственном смысле и технически-машинную. Этому соответствует различное отношение духа к природе — погруженность духа в природу; выделение духа из природы и образование особой сферы духовности; активное овладение духом природы, господство над ней. Стадии эти, конечно, нельзя понимать исключительно как хронологическую последовательность, это, прежде всего разные типы. И человек культуры все еще жил в природном мире, который не был сотворен человеком, который представлялся сотворенным Богом. Он был связан с землей, с растениями и животными. Огромную роль играла теллурическая мистика, мистика земли. Известно, какое больше значение имели растительные и животные религиозные культы. Преображенные элементы этих культов вошли и в христианство. Согласно христианским верованиям, человек из земли вышел и в землю должен вернуться. Культура в периоде своего цветения была еще окружена природой, любила сады и животных. Цветы, тенистые парки и газоны, реки и озера, породистые собаки и лошади, птицы входят в культуру. Люди культуры, как ни далеко они ушли от природной жизни, смотрели еще на небо, на звезды, на бегущие облака. Созерцание красот природы есть даже по преимуществу продукт культуры. Культуру, государство, быт любили понимать органически, по аналогии с живыми организмами. Процветание культур и государств представлялось как бы растительно-животным процессом. Культура полна была символами, в ней было отображение неба в земных формах, даны были знаки иного мира в этом мире. Техника же чужда символики, она реалистична, она ничего не отображает, она создает новую действительность, в ней все присутствует тут. Она отрывает человека и от природы и от миров иных.
Человеком изобретено множество машин, он знает, что сложная машина требует иногда долгих лет тщательной учебы перед тем, как кому-нибудь будет доверено ее использование или управление. Но этого знания он не применяет к себе самому, хотя сам он является куда более сложной машиной, чем все им изобретенные. Он имеет все виды ложных идей относительно себя самого. Прежде всего, он не сознает того, что сам он является в действительности машиной.

Что значит «человек есть машина»?
Это означает, что он не совершает независимых движений ни внутри, н…

Машина и человек, кибернетика и философия

А.С. Арсеньев,
Э.В. Ильенков,
В.В. Давыдов

Машина и человек, кибернетика и философия

«Ленинская теория отражения и современная наука».
Москва, 1966, с. 263-284

Философия меньше всего заинтересована в том, чтобы поставить развитию кибернетики — этой важной отрасли современной техники и ее теории — какие-либо раз и навсегда заказанные пределы. Установление «границ познания» вообще дело неблагодарное и марксистско-ленинской философии, в отличие от неокантианской, несвойственное.

Если где-то и положены «пределы» развитию кибернетики, то не со стороны философии, а скорее со стороны тех неверных представлений относительно природы мышления, относительно связи мышления с материальными механизмами мозга и с внешним миром, которые когда-то проникли в кибернетику и мешают ей развиваться.

В этом плане философия обязана высказать свои суждения. Не для того чтобы как-то ограничить кибернетику, навязать ей что-то, а, наоборот, чтобы убрать с ее дороги досадные препятствия, чтобы открыть ей самый широкий путь. Проблема природы мышления, его связи с мозгом и с предметным миром занимает философию давно. И у философов есть чем поделиться с кибернетикой в данном отношении.

Мечтая о мыслящей машине, столь же, а может быть, и еще более совершенной, чем человек, многие кибернетики исходят из представлений, будто мыслит мозг. Поэтому им кажется, что достаточно построить модель мозга, чтобы получить и искусственное мышление.

Увы, нет. Ибо мыслит не мозг, а человек с помощью мозга. Тем теоретикам, которые не усматривали большой разницы между тем и другим, Л. Фейербах уже более ста лет назад предлагал проделать несложный мысленный эксперимент. Попробуйте вырезать мозг из тела [263] человека, положите его на тарелку и посмотрите – будет ли он мыслить?

Конечно же, он будет мыслить так же мало, как любой телеграфный столб или плесень, распластанная на камнях далеких планет.

Дело в том, что для возникновения такой функции, как мышление, требуются еще кое-какие материальные предпосылки, кроме структурно приспособленного к тому мозга. В частности это органы, обеспечивающие чувственно-предметный контакт этого мозга с вне его находящимся миром, что-нибудь вроде глаз, ушей, осязающих рук и других «внешних рецепторов». Или выражаясь языком кибернетики, мозгу, чтобы он мыслил, требуется еще и непрерывный поток «информации». Иначе он быстро затормаживается (засыпает).

Может быть, делу может помочь система искусственных органов восприятия? Предположим, что к нашему гипотетическому искусственному мозгу присоединен сверхсовершенный «персептрон». Допустим даже, что мы снабдили этот мозг и всеми остальными органами, обеспечивающими его самостоятельную активную жизнедеятельность, — создали искусственную модель всего человеческого организма в целом.

Безразлично даже, из какого материала эта модель, это искусственное существо будет сооружено, из железа или из белка.

Будет ли она «мыслить»? Нет. В этом отношении наука располагает фактическими доказательствами. Наблюдались не раз организмы, обладающие и здоровым мозгом и всеми прочими органами, но не мыслившие. Не мыслившие потому, что тут отсутствовала одна важная материальная же предпосылка мышления, находящаяся вне организма, — развитая человеческая цивилизация.

Маугли и Тарзан существовали не только в воображении кинематографистов и поэтов. Таких тарзанов, вскормленных и воспитанных животными, люди вылавливали не раз и не два. И эти тарзаны были весьма мало похожи на своих голливудских тезок. Строго говоря, это вообще были не люди. Даже на двух ногах они ходить не умели. Это были уродливые животные, не обладавшие не только мышлением, но даже и элементарными проблесками сознания. [266]

Материалистическая философия и психология давно установили то принципиальное обстоятельство, что способность мыслить не наследуется человеком вместе с мозгом, что эта способность не «закодирована» в нем генетически, биологически. Она «наследуется», передается от поколения к поколению совсем другим путем — через формы предметного мира, созданного трудом, через тело цивилизации. Чтобы отдельный мозг обрел способность мыслить, его обладатель должен быть с детства включен в систему общественно-человеческих отношений и развит в согласии с ее требованиями и нормами. Приучаясь активно действовать с вещами окружающего мира сообразно нормам культуры, человек только и становится человеком — обретает способность ходить на двух ногах, говорить и мыслить…

Способность использовать свой мозг для мышления, — так же, как и руки для труда, как язык для говорения, — это от начала до конца, на все сто процентов, общественный продукт, деятельная функция общественного человека. Эта функция определяется не самой по себе морфологической организацией тела индивида, а организацией той грандиозно сложной системы, которая на языке науки именуется «совокупность общественных отношений между людьми». И эта система включает в себя, кроме массы людей, связанных между собою взаимными отношениями, еще и всю ту совокупность орудий труда, машин и предметов потребления, в производстве коих эти отношения только и формируются.

«Мышление» есть деятельная функция этой системы. Производная от ее структуры, от ее «морфологии», от ее организации, от ее потребностей и возможностей. Сам мыслящий индивидуум — только орган этой системы.

Поэтому степень и мера развития способности мыслить в отдельном индивидууме определяются вовсе не его индивидуально-морфологическими особенностями, а совсем иными обстоятельствами. И прежде всего объемом той сферы (области) культуры, которую этот индивидуум лично усвоил, превратил в личное достояние. Последнее же определяется опять-таки не биохимическими особенностями его тела, а только социальными условиями — формой разделения труда. Мышление всегда было и остается индивидуально осуществляемой функцией общего всем людям тела цивилизации. [267]

Поэтому, чтобы создать искусственный ум, хотя бы равный человеческому, придется создавать не только и не столько модель отдельного человеческого существа, сколько модель всего грандиозного тела культуры, внутри которого весь индивид с его пятнадцатью миллиардами мозговых клеток сам представляет собой только одну «клетку», которая сама по себе мыслить способна так же мало, как и отдельный нейрон… Поэтому-то, если вы хотите сотворить искусственный ум, равный человеческому, вы должны создавать не одно-единственное искусственное существо, а целое сообщество таких существ, обладающее своей собственной культурой, т.е. целую машинную цивилизацию, столь же богатую и разветвленную, как и «естественная» — человеческая…

Кроме всего прочего, эта искусственная цивилизация должна быть абсолютно самостоятельной по отношению к человеческой, должна развиваться без помощи человека. Иначе она так и останется лишь несамостоятельным, лишь производным отростком человеческой культуры и человеческого мышления, а искусственный ум – всего-навсего «кусочком» человеческого ума, зависимым от него и в целях, и в средствах, и в материале…

И эта система должна преследовать свои собственные цели, независимые от целей человека и человечества. Иными словами, она должна быть «самоцелью», должна рассматривать свое собственное «самоусовершенствование» как единственную задачу и цель, должна осуществлять расширенное воспроизводство самой себя. Она должна развивать внутри себя и свои внутренние противоречия, ибо иначе она будет лишена самодвижения, стимула к активности.

Стало быть, вселить искусственный ум, хотя бы равноценный человеческому, в одну-единственную машину — это значит создать на Земле целую машинную цивилизацию, конкурирующую с нашей человеческой.

Абстрактно рассуждая, это сделать можно, но при указанных условиях и предпосылках, научно выясненных подлинным, а не медицинским или кибернетическим «материализмом» в понимании природы мышления.

Правда, можно пойти и по другому пути — попытаться создать такую машину, которую можно было бы включить в качестве полноправного члена в нашу, в готовую, в естественно развившуюся человеческую цивилизацию и [268] развить в «мыслящее» существо на основе человеческой духовной культуры. Но тогда это существо пришлось бы сделать абсолютно подобным нам, живым людям. Его пришлось бы снабдить всеми без исключения органами, с помощью которых живой человек приобщается к готовой культуре и ассимилирует ее. Включая те органы, которые позволяют испытывать половую любовь к человеку противоположного пола и вызывать ответное чувство. Иначе для этого искусственного существа останется закрытой дверь в такую область человеческой духовной культуры, как поэзия и искусство. В результате мыслить на уровне живых людей оно не сможет и останется только ущербным уродцем в семье людей, ибо искусство и поэзия — это не праздная забава, а форма развития воображения. Но без воображения ни о каком подлинно творческом мышлении речи быть не может.

Кроме того, это искусственное существо не может и не должно быть создано «готовым», ни в смысле «программы» его действий, ни даже в смысле «структуры» его органов, включая прежде всего мозг. Ибо реальный человеческий мозг «структурно» как раз тем и отличается, что он максимально освобожден от цепей биологически унаследованных схем действия и именно поэтому способен к выполнению любой схемы действия, диктуемой ему постоянно меняющимися условиями, — тем, что сама «структура» его есть прижизненное образование, формируемое в согласии с «функциями». Здесь «структура» есть производное от «функции», а не наоборот. Но функции, выполняемые мозгом, определяются всей совокупностью исторически развивающихся условий деятельности человека со всеми драматически-противоречивыми коллизиями внутри этих условий. Поэтому и искусственный мозг должен обладать способностью радикально изменять любую из схем своей прежней деятельности, а, стало быть, и обеспечивающую ее «структурную схему».

Короче говоря, эта «структура» должна быть способной к полной перестройке всех своих схем, иными словами, абсолютно пластичной, т.е. универсальной, «формой (всех возможных) форм». Таков именно реальный человек и его мозг.

Стало быть, если вы хотите создать искусственный ум на этом пути, будьте добры создать искусственно абсолютную копию живого человека и не забудьте [269] снабдить его не только всеми «плюсами», но и всеми «минусами» человеческой породы, иначе вы его не сумеете подключить к аккумулятору нашей цивилизации.

В одной из своих статей академик Колмогоров сказал: «В шутливой форме: возможно, что автомат, способный писать стихи на уровне больших поэтов, нельзя построить проще, чем промоделировав все развитие культурной жизни того общества, в котором поэты реально развиваются» 1.

Мы думаем, что это нужно утверждать не в шутливой форме, а в самой серьезной, и не только про поэтов, а и про математиков, и про людей, занятых планированием народного хозяйства, и про любого человека, если он действительно мыслящий индивид.

Мечтать о создании машин «умнее человека» можно на одном из двух путей, которые мы проанализировали. Можно, если вдохновиться лозунгом — «машина для машины». Можно, как можно создавать «искусство для искусства», «науку ради науки», «технику ради техники». А не ради человека, не во имя его развития. Можно, если — сознавая или не сознавая — прочно стать на почву технократических предрассудков, с точки зрения которых живой человек — лишь сырье и «средство» развития техники, а не самоцель.

Альтернатива здесь неумолима. Либо технику (кибернетическую или некибернетическую) рассматривают только как средство, только как орудие выполнения человеческих целей, либо она превращается в самоцель, а человек – в средство, в сырье.

Можно так мыслить? Можно. К сожалению, некоторые теоретики так и мыслят. Но такой способ мышления философски-теоретически не оправдан.

Человек остается человеком, а машина — машиной. И вопрос о взаимоотношениях человека и машины — это прежде всего социальный вопрос, а вовсе не кибернетический. И этот вопрос не исчезает, не снимается с повестки дня, когда некоторые горячие головы из числа поклонников кибернетики объявляют, что человек — это тоже машина, и, стало быть, превращают острейшую социальную проблему в семейное дело двух машин… А тогда это вопрос и в самом деле выглядит чисто технически. [270]

Стараясь дать научное обоснование «мыслящей машине», некоторые философы апеллируют к новейшим достижениям математики и математической логики. Но стоит присмотреться к таким аргументам внимательно, как сразу обнаруживается, что они предполагают — в качестве условия своей доказательности — именно то, что с их помощью хотят доказать. А именно — крайне упрощенные и приблизительные представления о человеческом мышлении. Вот пример.

Л.Б. Баженов в статье «О некоторых философских аспектах проблемы моделирования мышления кибернетическими устройствами» всерьез полагает, что все аргументы против возможности создать искусственное мышление легко отметаются простой ссылкой на авторитет теоремы Маккаллока–Питтса: «Теорема Маккаллока–Питтса утверждает, что любая функция естественной нервной системы, которая может быть логически описана с помощью конечного числа слов, может быть реализована формальной нервной сетью. Это означает, что нет таких функций мышления, которые, будучи познаны и описаны, не могли бы быть реализованы с помощью конечной формальной нервной сети, а значит, и в принципе воспроизведены машиной» 2.

Чтобы принять этот аргумент в качестве доказательного, требуется принять на веру следующие предпосылки: 1) что «мышление» — это «функция естественной нервной сети» без указаний, в чем именно заключается специальная характеристика этой частной функции «нервной сети», в отличие, скажем, от зубной боли; 2) что эта расплывчатая «функция» должна быть «логически описана с помощью конечного числа слов», т.е. представлена в виде формально-непротиворечивой системы терминов и высказываний; 3) что такое «описание» и есть исчерпывающее познание «мышления», т.е. современная ступень развития логики как науки.

Если все это принять на веру, то аргумент «от Маккаллока–Питтса» действительно доказывает то, что с его помощью хотят доказать. Если же о «мышлении» иметь более конкретные и содержательные представления, то теорема Маккаллока–Питтса доказывает [271] возможность его замоделировать в машине ничуть не больше, чем теорема Пифагора.

Теорема Маккаллока–Питтса действительно устанавливает, что в виде «формальной нервной сети» можно реализовать любую из тех «функций естественной нервной сети», которая принципиально поддается «логическому (тут — формально-непротиворечивому) описанию с помощью конечного числа слов». Не рискнем оспаривать самое эту теорему.

Но ведь за всем этим остается еще маленький, но весьма коварный вопросец, — а представляет ли собою «мышление» такую функцию, т.е. поддается ли оно такому «описанию»?

Только не надо забывать, что тут имеется в виду именно мышление, а не какая-либо частная «конечная» форма или случай его применения. Логика как наука давно убедилась, что создать формально-непротиворечивое «описание» всех логических форм не так легко, как пообещать. Более того, у логики имеются серьезные основания для утверждения, что эта затея так же неосуществима, как и вечный двигатель. И неосуществима по той причине, что формально-логическая непротиворечивость описания каждой частной формы работы интеллекта неизбежно компенсируется противоречивостью внутри полного «синтеза» всех этих частных логических форм, внутри логики в целом.

Это прекрасно понял уже И. Кант, в своей «Критике чистого разума» показавший, что мышление в целом всегда диалектично, противоречиво, чем и открыл новую главу в истории логики как науки. Той самой логики, которая с некоторых пор видит в противоречии основную логическую форму реального развивающегося мышления и доказывает, что это реальное мышление осуществляется именно как процесс выявления и разрешения противоречий внутри каждой «частной» сферы мышления, внутри каждой «конечной» сферы познания. Что это так — доказывает не только логика, но и реальный опыт развития науки.

Конечно, словесное описание любой искусственно ограниченной сферы применения мышления можно сделать формально-непротиворечивым. Но только потому, что такое описание не есть мышление, каждый шаг которого вперед по пути познания заключается именно в «снятии» [272] каждого ранее установленного «описания» с его формализмами.

Из этого можно сделать важный вывод. Если вы очень уж хотите «промоделировать» реальное мышление, то вы должны прежде всего научить «формальную нервную сеть» выносить «напряжение противоречия», состояние «А = не А», в виде которого всегда выражается внутри формально-непротиворечивой схемы ее противоречие с реальным конкретным многообразием явлений природы и истории, т.е. именно факт ее собственной «конечности», разрушаемой каждым новым актом действительного мышления.

Если вам удастся создать искусственный интеллект, который при проявлении внутри него логического противоречия не впадал бы в состояние истерического самовозбуждения, разрушающего всю схему его работы, а, наоборот, только тут и начинал бы осуществлять свою специальную «функцию», то вы сделали бы первый шаг по пути «моделирования» реального человеческого мышления.

Но эту возможность исключает сама формально-математическая логика, для которой «логическое противоречие» — это чисто деструктивная форма, разрушающая «конечную» схему, а вовсе не философия, не логика, для которой противоречие – это конструктивно-регулятивный принцип реального (творчески-человеческого) мышления.

Обо всем этом, как видно, начисто забыл Л.Б. Баженов. Доказал он с помощью авторитета Маккаллока–Питтса только одно — что в машине возможно воспроизвести лишь машинообразные функции интеллекта, но ни в коем случае не сам интеллект, как «функцию», специальная характеристика которой заключается именно в постоянном процессе «снятия» любой конечной схемы, в выявлении логических противоречий внутри этой схемы и их разрешения путем дальнейшего исследования конкретной действительности, именно самой действительности.

Доказал он только одно: что ум, равноценный реальному человеческому, можно создать только на основе диалектической логики и ни в коем случае не на основе аксиом и постулатов логики формально-математических [273] построений. Эти аксиомы и постулаты, включая теорему Маккаллока–Питтса, доказывают как раз невыполнимость его мечтаний.

Но можно ли рассматривать «человека» как очень сложную, очень совершенную «машину»? Можно. Но только с тем же самым правом и с теми же ограничениями, с которыми зоолог рассматривает человека как весьма развитое «млекопитающее», а геометр — как ужасно замысловатую пространственную фигуру.

Специальные понятия кибернетики как раз и выделяют в человеке лишь те черты (признаки, определения), которые ему одинаково общи с машиной. Соответственно абстрактно определяется в этих понятиях и сама машина.

Но именно поэтому конкретной специфики ни того, ни другого — ни человека, ни самой машины — эти понятия принципиально выразить и не могут. Как раз от нее-то они и отвлекаются с самого начала.

Поэтому не удивительно, что в специальных понятиях кибернетики нельзя даже вообще поставить, а не только решить вопрос о реальных взаимоотношениях человека и машины, как двух реально различных «систем».

Кибернетика не дала и не может дать всеобщего определения не только «человека», но и «машины». Эти вещи вообще находятся за пределами ее специальных задач и понятий и могут быть определены лишь в системе реального взаимодействия человека с машиной, включая сюда исторически сложившуюся систему общественного разделения труда и все следствия, которые она за собой влечет.

И вот что выходит, когда определения, правомерные и точные до тех пор, пока их применяют внутри самой кибернетики, для ее собственных внутренних надобностей, принимают за всеобщие научно-теоретические определения человека и машины.

«Как известно, в кибернетике машиной называют систему, способную совершать действия, ведущие к определенной цели. Значит, и живые существа, человек в частности, в этом смысле являются машинами» 3, – [274] пишет от имени кибернетики (и, надо думать, с полным основанием) академик С. Соболев.

В этом смысле — да, конечно. Но только в этом. А вот что получается, если «этот смысл» посчитать за единственно научный и вообразить, будто кибернетика дала, наконец, подлинно научное определение «машины», а все прежние определения объявить донаучными и ненаучными.

В этом смысле человека придется называть «машиной». Но тогда вы утрачиваете право называть «машинами» паровоз, автомобиль, прокатный стан и вообще любую из существующих или когда-либо существовавших машин, ибо, «как известно», к каким-либо целесообразным действиям эти «системы» способны так же мало, как любая палка или булыжник. Действия, «ведущие к определенной цели», производят вовсе не они, а только человек, приводящий их в движение и управляющий ими сообразно своей целесообразной воле.

Таким образом, понятие «машины», сформулированное академиком С. Соболевым, относится только к человеку как к субъекту целенаправленной (т.е. разумной) воли и ни к чему более. Да еще, может быть, к тем фантастическим машинам будущего, о которых грезят некоторые (отнюдь не все) кибернетики, а больше всего, подвизающиеся около кибернетики.

К существующим, к реальным машинам это понятие неприменимо. Следовательно, и «машинами» их называть нельзя. Тогда для них надо придумывать новое название. Проще всего, пожалуй, называть их впредь «человеками», ибо это название, как выяснилось, остается безработным с тех пор, как человека назвали «машиной».

Но это — в шутку. А если всерьез, то настоящие, фактически существующие, а не воображаемые машины предполагают человека как систему, которая отличается от них именно способностью действовать по «целевой» (а не по «причинной») детерминации.

Вне этой системы (т.е. вне и без человека) и паровоз, и счетно-решающая машина, и вся вообще современная техника никакая не «машина», а просто груда ржавеющего металла, просто одно из тел природы, всецело подвластное действию простых физико-химических закономерностей (окисления, выветривания и т.п.). Без [275] человека и вне человека — это «машина» только по названию и то ненадолго, как рука, отрезанная от тела

Если же иметь в виду не название, а научное понятие «машины», относящееся как к прошлым и настоящим, так и ко всем будущим машинам, то наука такое имеет. Машины — это «природный материал, превращенный в органы человеческой воли и ее деятельного проявления в природе. Они суть созданные человеческой рукой органы человеческого мозга, опредмеченная сила знания» 4.

Вот это, в отличие от кибернетического, и есть всеобщее, научно-теоретическое определение понятия «машины». Под него подводится без всяких казусов все прошлое, настоящее и будущее многообразие действительных машин. И не подводится человек.

Конечно, можно представить себе и такие машины, в изготовлении которых мозг и рука человека непосредственного участия принимать не будут. Можно даже показать необходимость этого в будущем. Но это не меняет дела. Пока машина остается машиной, она остается только искусственно созданным органом общественно-человеческой разумной воли, средством ее деятельного проявления. И в этом смысле — органом человеческого мозга, ибо под «мозгом» Маркс всегда имел в виду не только и не столько орган тела индивида, сколько орган общественно-человеческой разумной воли, общественно-человеческих потребностей и идеально выражающих эти потребности «целей».

Ну, а что если когда-нибудь будет создана машина, которая уже не будет подводиться под вышеприведенное понятие, не будет соответствовать тем определениям, которые перечислены в приведенной дефиниции «машины»? Тогда, конечно, ее уже не назовешь «машиной». Это будет уже что-то совсем другое. Что именно? На этот счет можно сколько угодно фантазировать, но уже за пределами науки.

Если же придерживаться этих пределов, то «машину», которая не годится в качестве средства реализации разумной воли человека, не может служить послушным «органом человеческой воли», всякий здравомыслящий [276] человек постарается поскорее отправить в переплавку, на слом. А еще проще такое устройство вовсе не делать. Так до сих пор и поступали все люди, находящиеся в здравом уме и памяти, даже не будучи знакомы с марксистским понятием «машины».

Однако возможен и еще один вариант, с некоторых пор полюбившийся авторам фантастических романов. А именно: такая «машина» не желает отправляться в переплавку, не желает более подчиняться человеческой разумной воле, не желает быть лишь ее орудием, а желает служить целям своего собственного самоусовершенствования. Она начинает осуществлять расширенное воспроизводство себе подобных и подчиняет все отрасли производства этой эгоистически-машинной цели. Она выходит из подчинения своему творцу и грозит его раздавить, если он попытается стать ей поперек дороги, помешать ей превратиться в цель и сердцевину всего производства, если он захочет напомнить ей, что она только средство и орган его воли.

Фантазия, жупел, придуманный злокозненными противниками кибернетического прогресса? Увы, нет. Если бы это было только фантазией, к этому можно было бы относиться снисходительно — пусть себе мечтают люди, если им это нравится.

Однако, в этой фантазии лишь отражается реальная машина. Беда в том, что эта машина давно существует, ее не надо изобретать и строить. Она уже давно вышла из подчинения своему творцу, человеку. Она уже давно преследует свои собственные цели, уже давно превратилась в самоцель, а человека рассматривает как средство и сырье своего собственного самоусовершенствования. Более того, она давно научилась использовать человека с его мозгом в качестве своей собственной «частичной детали», научилась подавлять его волю и угнетать его разум.

Устройство этой — к сожалению, вовсе не фантастической — машины уже сто лет назад детально познано и описано в известном сочинении, которое называется «Капитал».

Капитализм — это и есть производство ради производства, и есть грандиозная машина, превратившаяся в самоцель, а человека превратившая в средство, в сырье производства и воспроизводства своего ненасытного [277] организма. Эта грандиозная машина, состоящая из миллионов частичных машин, вышла из-под контроля человеческого разума и воли, она стала умнее и могущественней, чем любой отдельный человеческий индивидуум, играющий в ней незавидную роль винтика.

И свою власть эта «большая машина» осуществляет с помощью своих «дочерних систем» — с помощью государственно-бюрократической машины, с помощью военной машины, с помощью полицейского аппарата, машины голосования и т.д. и т.п.

И это вовсе не игра словами. Бюрократическая или военная машина – это машины в совершенно буквальном, а вовсе не в фигуральном смысле этого слова. Все это — системы, работающие по строго заштампованным алгоритмам, преследующие строго запрограммированные в них цели и такие же бездушные, как любая мясорубка. А белковое вещество человеческого мозга играет в их устройстве роль частичной детали, обеспечивающей им «самосознание».

Попробуйте взглянуть на бюрократическую, военную и другие «социальные машины» глазами кибернетики и вы сразу же убедитесь, что они подходят под кибернетические представления о машине гораздо лучше и точнее, чем типографская или хлопкоуборочная машина. Бессилие человеческого индивидуума перед лицом этого вышедшего из-под контроля людей аппарата, этого «демона машинерии» и рождает на Западе всяческую мифологию.

Люди темные с помощью власти этой машинной демонии ждут спасения от второго пришествия. Люди с высшим образованием возлагают свои надежды на сошествие в грешный мир некоего научно-сверхмудрого управителя, эдакого электронного Лоэнгрина, поскольку в мудрости живых управителей они порядком разочаровались. Грядет-де такой и сразу наладит с математической точностью все человеческие взаимоотношения – и пропорции производства рассчитает, и от кризисов избавит, и вообще рай на земле учредит, даже подходящую жену подберет каждому.

Но тут же начинают одолевать сомнения, а вдруг этот кибернетический Лоэнгрин в конфликте между человеком и машинами займет сторону врага? Ведь он тоже, что ни говори, машина. [278]

Вот и крутятся рассуждения такого рода вокруг проблемы: может ли человек создать искусственный ум умнее своего собственного ума и не рискованно ли это делать?

В итоге сама проблема, поставленная на этой почве, начинает трагически напоминать старинный каверзный вопросец, выдуманный когда-то не в меру усердными друзьями теологической схоластики, может ли всесильный бог создать такой камень, который сам же не в силах будет поднять?

Так что в социальном плане проблема «человек — машина» стоит совсем по-иному, нежели в чисто кибернетическом. В этом плане речь идет не о том, чтобы сотворить машину, которая была бы умнее, сильнее и совершенней человека, а о том, чтобы самого живого человека снова сделать умнее и сильнее всего того созданного им мира машин, который вышел из-под его контроля и поработил его; чтобы превратить человека из сырья и средства технического прогресса, из детали «производства ради производства» в высшую цель этого производства, в самоцель, а социальную машину опять поставить на место — на роль средства и органа человеческой разумной воли. Это проблема социальная, и об этом забывать ни на секунду нельзя.

Западная техническая интеллигенция, в том числе и кибернетически-математическая, потому и запуталась в проблеме «человек — машина», что не умеет поставить ее правильно, т.е. как социальную проблему, как проблему отношений человека к человеку, опосредованных через материальное тело цивилизации, в том числе и через машинную современную технику современного производства.

В свете марксистско-ленинского учения, в общетеоретическом плане выход из сложившейся ныне ситуации найден уже в «Капитале». Выход этот, как известно, заключается в коммунистическом преобразовании всей системы отношений человека к человеку, в создании таких условий, внутри которых каждый член общества, а не только его привилегированные слои, имел бы все реальные, материально и духовно обеспеченные условия для всестороннего развития, для овладения всеми высотами интеллектуальной и физической культуры; условия, при которых каждый индивид, а не только избранные [279] счастливцы, превращался бы в ходе своего развития в полноправного представителя всеобщей, общественно-человеческой, разумной воли и не позволял бы никому монополизировать право выступать от ее имени.

При этих условиях, как показали Маркс и Ленин, только и исчезает необходимость в особом, стоящем над обществом, аппарате управления людьми — в государственной машине и ее дочерних системах, — исчезает вообще особый аппарат управления людьми, а его место занимает управление вещами, машинами. А люди согласно той же теории, должны управлять собою сами, на началах полного самоуправления.

Предпосылкой и conditio sine qua non ликвидации государственной машины, управляющей людьми «сверху», является — как тоже известно — полное и всестороннее развитие способностей каждого человека, ибо только такие люди не будут нуждаться в управлении собою «сверху». Пока этого еще нет, остается необходимость и в государстве, как особом аппарате. Это прекрасно объяснено в другом научном труде — в книге «Государство и революция» В.И. Ленина. Для читавшего эту книгу ясно, что генеральной линией коммунизма остается курс именно на уничтожение государства, как особой сферы разделения труда, как особого аппарата управления людьми.

Когда некоторые люди думают, что вся проблема заключается в том, чтобы просто заменить нынешние государственные органы мыслящими — планирующими и управляющими — машинами, ящиками вроде холодильников, они становятся на почву своеобразной кибернетически-бюрократической иллюзии, мифологии. Они думают, что коммунизм можно построить на пути математически-электронного усовершенствования нынешней системы отношений, т.е. на пути увековечивания нынешнего положения дел, на пути передачи нынешних управленческих функций государственной машины не демократически организованному человеческому коллективу, а другим машинам.

А это — чисто технократическая иллюзия, которая ничуть не лучше и ничуть не умнее, чем иллюзия классических бюрократов. Стопроцентного бюрократа, конечно, можно заменить машиной. А еще легче просто отправить его на пенсию. А вакантную должность не [280] замещать машиной с теми же функциями, а попросту ликвидировать, сделав тем самым шаг по пути передачи управленческих функций демократически организованному коллективу живых людей. Ибо только этот путь и ведет к созданию «такого порядка, когда все более упрощающиеся функции надсмотра и отчетности будут выполняться всеми по очереди, будут затем становиться привычкой и, наконец, отпадут, как особые функции особого слоя людей» 5.

Ведь в мире, который мы строим, будут обитать и строить свои взаимные отношения не «математики», «официанты», «политические деятели», «скрипачи», «философы» и тому подобные персонажи, обреченные исполнять ту или иную частную функцию, а живые и при том всесторонне развитые люди. Люди, каждый из которых шире и богаче любой «частной функции», которые умеют смотреть, скажем, на математику глазами человека, а не на человека глазами математика.

Нынче же довольно часто происходит как раз наоборот, и профессиональный кретинизм, принимающий себя за высшую добродетель, это очень серьезная и заразная болезнь. С этой болезнью и связана склонность к мифологии в плане социального мышления, в частности и стремление превратить кибернетику — очень хорошую на своем месте науку — в очередную панацею.

Не случайно и то, что именно в среде неумеренных, «отчаянных» кибернетиков то и дело раздаются призывы к повороту средней школы на путь углубления узкого профессионализма, на путь фуркации, на путь создания особо привилегированных школ для особо одаренных вундеркиндов и т.п. Совсем не случайно кибернетическая мифология срастается даже с мечтаниями об искусственной селекции математических талантов, о выведении наследственно-одаренной математической элиты, своего рода дворянства кибернетической эры и т.д. и т.п., с рассуждениями о «генетически-биологическом кодировании» математических способностей и прочей, мягко выражаясь, чепухой.

Теоретически же разработанный тезис научного коммунизма относительно «всестороннего развития личности» сторонникам этой мифологии неизбежно начинает [281] казаться «утопией», «поэзией» и т.д. Это, увы, не выдумка.

Вряд ли надо доказывать, насколько далеки эти идеи от научного понимания путей и перспектив социального прогресса, разработанного Марксом и Лениным. Но всерьез и громко сказать об этом нужно. Нужно ясно понять, что получается, когда из кибернетики — этой важнейшей научной и технической дисциплины — хотят сотворить новую религию с новым богом и прочими атрибутами.

Если оставаться на почве тех социальных перспектив, которые очерчены теорией научного коммунизма, современное положение дел характеризуется вовсе не тем, что у нас не хватает для полного счастья только машины умнее человека, а как раз наоборот, что мы еще не успели создать всех условий для полного и всестороннего развития каждого члена общества, каждого человека, тем, что живые люди еще слишком часто вынуждены исполнять чисто машинные функции. В полном освобождении человека от таких функций коммунизм и рассматривает свою цель в плане технического прогресса.

Поэтому-то и кибернетика здесь хорошо знает, что и как ей делать, какие именно машины ей конструировать, чтобы поскорее освободить живого человека от тяжести однообразно-машинного труда, от работы по штампу, по шаблону, по жестко закодированной программе. Чтобы живой человек мог посвятить все освободившееся время труду подлинно человеческому, труду в плане научного, технического, художественного, социального творчества.

Именно поэтому каждый живой человек радуется, когда кибернетика обещает ему в самом скором времени освобождение от тяжести машинообразной работы и передать этот труд машинам. И именно по той же причине каждый живой человек нашего общества испытывает естественный и вполне законный протест, когда некоторые не в меру усердные друзья кибернетического прогресса вместо этого сочиняют сказки про машину умнее человека и обещают сотворить электронного Пушкина, электронного Ботвинника и электронного Шостаковича, а вместо министерства поставить ящик, который и будет-де управлять экономикой лучше людей…

Слушая такие речи, даже позавидуешь машине, о которой так нежно заботятся. Ибо ее хотят осчастливить [282] теми достоинствами, которых лишено еще, к сожалению, огромное большинство живых людей на земном шаре, вместо того чтобы всем живым людям помочь выйти на просторы подлинно человеческого развития.

Каждый человеческий мозг представляет собой готовую и весьма совершенную систему, способную — при надлежащих условиях — мыслить. Так не проще ли создавать его старым, дедовским способом и больше заботиться о создании тех надлежащих условий, при которых он работал бы на всю свою, так сказать, проектную мощность?

Ведь пытаться строить искусственный мозг вместо того, чтобы развивать «естественный», все равно, что строить посреди Каракумов завод, который путем сложнейших технологических процессов производил бы синтетический песок для кирпичных заводов Дальнего Востока. Ничуть не умнее и не экономнее, хотя такая задача может и увлечь какого-нибудь сверхизобретательного инженера-химика.

Гораздо разумнее мечтать не о машине умнее человека, не об электронном мозге, сравнимом с человеческим, а о том, чтобы каждый живой человеческий мозг работал бы на уровне подлинно современной человеческой культуры, чего он сейчас еще, к сожалению, не может делать, будучи загружен машинной работой.

Создание же искусственного разумного существа есть миф, к сожалению отнимающий известное количество сил и средств и отвлекающий кибернетику от решения ее прямых задач. Философия и должна помочь кибернетике освободиться от мифов, тем более, что у кибернетики масса действительных задач, поставленных перед нею жизнью, потребностями создания материально-технической базы коммунизма, задач действительно огромных и благородных, увлекательных и вдохновляющих. Об этом неоднократной справедливо говорил академик А.И. Берг.

Никто не испытывает злокозненного желания поставить пределы развитию кибернетики и счетно-вычислительной техники, никто не хочет подрезать крылья мечты ее энтузиастов. Но мечта хороша лишь тогда, когда она работает в союзе с трезвыми научными представлениями, уже разработанными наукой, в частности философией. В союзе с четкими диалектико-материалистическими понятиями о мышлении, воле, цели, связи мышления с [283] мозгом, с чувственно-предметной деятельностью и с миром, о соотношении идеального и материального и т.п.

К сожалению, некоторые кибернетики не учитывают всего того, что они могут получить в этом плане от современной философии и психологии и пытаются решить перечисленные проблемы своими средствами, в своих специальных понятиях хотят заново дать научное определение и «мышления», и «машины», и «идеального», и «цели». Что из этого получается — мы видели.

С другой же стороны, эта ситуация заставляет философию и психологию позаботиться о более конкретном и четком определении таких понятий, как мозг и мышление, воля и разум, цель и идеальное, машина и человек и многих других понятий, чтобы удовлетворять запросы кибернетики, да и не только кибернетики

Речь, таким образом, идет не об ограничении перспектив развития кибернетики, а только о нелепости той «мифологии» 6, которая возникает около кибернетики исключительно в силу философской беззаботности некоторых ее представителей, хотя имеет и объективные основания в виде существующей системы общественного разделения труда. Речь идет об установлении более тесного творческого контакта между марксистской философией и кибернетикой. [284]

---

1 См. сб.: «О сущности жизни». Москва, 1964, с. 57.
2 «Кибернетика, мышление, жизнь» Москва, 1964, с. 327.
3 «Возможное и невозможное в кибернетике». Москва, 1964, с. 83.
4 Marx K. Grundrisse der Kritik der politischen Ökonomie. Москва, 1939, S. 594. См. также: «Большевик», 11‑12 (1939).
5 Ленин В.И. Полное собрание сочинений, т. 33, с. 50.
6 С этой мифологией борются и наиболее здравомыслящие представители самой кибернетики См., например, книгу: Таубе М. Вычислительные машины и здравый смысл. Москва, 1964.

человек машина | работа La Mettrie

В материализме: современный материализм

… с соответствующим названием L’Homme machine (1747; Человек и машина, ) применил точку зрения Декарта о животных к людям. Дени Дидро, главный редактор энциклопедии 18 века, широко поддержал идею материалистическое мировоззрение на основе соображений физиологии, эмбриологии и изучения наследственности; и его друг

Подробнее

история философии

«,» url «:» Introduction «,» wordCount «: 0,» sequence «: 1}, «imarsData»: {«INFINITE_SCROLL»: «», «HAS_REVERTED_TIMELINE»: «false»}, «npsAdditionalContents»: {}, «templateHandler»: {«name»: «INDEX», «metered»: false}, «paginationInfo «: {» previousPage «: null,» nextPage «: null,» totalPages «: 1},» seoTemplateName «:» PAGINATED INDEX «,» infiniteScrollList «: [{» p «: 1,» t «: 361059}] , «familyPanel»: {«topicLink»: {«title»: «Man a Machine», «url»: «/ topic / Man-a-Machine»}, «tocPanel»: {«title»: «Directory», «itemTitle»: «Ссылки», «toc»: null}, «groups»: [], «fastFactsItems»: null}, «byline»: {«участник» : null, «allContributorsUrl»: null, «lastModificationDate»: null, «contentHistoryUrl»: null, «warningMessage»: null, «warningDescription»: null}, «citationInfo»: {«участники»: null, «title»: » Человек с машиной «,» lastModification «: null,» url «:» https: // www.britannica.com/topic/Man-a-Machine»},»websites»:null,»lastArticle»:false}

Узнайте об этой теме. людям.Дени Дидро, главный редактор энциклопедии 18-го века , поддерживал в целом материалистические взгляды, исходя из соображений физиологии, эмбриологии и изучения наследственности; и его друг

Подробнее

история философии

CharlieMcCarron.com — Человек и машина

новости | проекты | музыка | катушка | обо мне | контакт | . . . . . . . . . . . . . . .. . . . . . . . | charliemccarron.com

обезьян для андроидов: человек — машина, как предлагает Ла Меттри?

Как материалист эпохи Просвещения, Жюльен Оффрей де ла Меттри считал, что физиологическое понимание тела дает больше понимания вселенной, чем философские размышления о душе. После тщательного анатомического исследования Ла Меттри в своей книге «Человек и машина» смело пришел к выводу, что вся природа состоит из одной субстанции, различающейся у разных организмов. Каждый человек — это машина, как и любая другая часть природного мира, движимая инстинктом и опытом.Справедливо предвидя негативную реакцию общественности, Ла Меттри анонимно опубликовал свои идеи. Взгляд на научную фантастику показывает, почему материализм так нервирует. Аудитория XXI века по-прежнему испытывает отвращение к искусственному интеллекту в роботах по той же причине, по которой аудитория XVIII века съеживалась от материалистического определения человечности: и Ла Меттри, и современная научная фантастика угрожают нашей человеческой уникальности от остальной Вселенной и даже уникальности от других людей. Любое духовное определение души теряется, если мы, как и вся остальная вселенная, являемся чисто материальными машинами.Сравнение людей как с животными, так и с роботами с искусственным интеллектом поднимает важный вопрос: что значит быть человеком?

Ла Меттри очень интересовался этим вопросом. Ла Меттри считал, что для того, чтобы открыть отношения человечества к остальной Вселенной, нужно избегать предрассудков любой ценой и полагаться только на опыт и наблюдения (Ла Меттри, 88). Как врач-философ, он опасался любых коллег-философов, которые игнорировали физические доказательства, чтобы вместо этого строить теории о том, чего нельзя увидеть.Ла Меттри отвергает нематериальные теории своих коллег одним быстрым предложением: можно и даже нужно восхищаться всеми этими прекрасными гениями в их самых бесполезных произведениях, такими как Декарт, Мальбранш, Лейбниц, Вольф и другие, но какая польза, я спрашиваю , получил ли кто-нибудь пользу от их глубоких размышлений и от всех их трудов? (La Mettrie 90). Из его нейтральных с научной точки зрения исследований ясно, что Ла Меттри был сторонником просвещенной рациональности. Он искал незапятнанную правду о человечестве и неуклонно делился своими открытиями в процессе, какими бы тревожными они ни были.

Одним из наиболее спорных моментов Ла Меттри является то, что люди удивительно похожи на животных. Он заявляет, что форма и структура мозга четвероногих почти такие же, как и мозг человека, с той существенной разницей, что из всех животных человек имеет самый большой мозг и, пропорционально его массе, более запутанный, чем мозг любого другого животного (La Mettrie 98). Современная психология и нейробиология считают, что процесс обучения людей сравним с процессом обучения животных, но намного сложнее.Ла Меттри, который был очень продвинутым для своего времени, считал, что человека обучают так же, как и животных (La Mettrie 103), а именно с помощью символов и воображения (La Mettrie 107) в мозгу. Он утверждал, что обезьяна могла бы выучить человеческий язык, если бы она была должным образом обучена (La Mettrie 103), что в некоторой степени было доказано на примере говорящей гориллы Коко. Некоторые ученые утверждают, что Коко реагирует только на своих тренеров из-за оперантной обусловленности приема угощений (Википедия, Коко).Однако это совпадает с теориями Ла Меттри. Он сказал, что и животные, и люди в равной степени обусловлены окружающей средой, чтобы реагировать определенным образом. Вновь продвинулся для своего времени, Ла Меттри опередил теорию социального обучения Альберта Бандураса на двести лет и подтвердил, что мы улавливаем все от тех, с кем соприкасаемся; их жесты, их акцент и т. д. (La Mettrie 97).

Наши корни в царстве животных теперь широко признаны научным сообществом, но многие люди все еще сопротивляются сравнению.Одним из основных объяснений этого является гордость: эти гордые и тщеславные [люди], более известные своей гордостью, чем человеческими именами, как бы они ни хотели себя возвышать, по сути своей являются всего лишь животными и машинами, которые, хотя и находятся в вертикальном положении, движутся вперед. на четвереньках (La Mettrie 143). Хотя мы дистанцируемся от природы посредством цивилизации, Ла Меттри утверждает, что человек не вылеплен из более дорогой глины; у природы есть только одно тесто, и она просто изменила закваску (La Mettrie 117). Понятно, что физически мы не сильно отличаемся от животных, поэтому само по себе это утверждение не представляет угрозы.Однако в сочетании с чисто материалистическим пониманием человеческого мышления и эмоций Ла Меттри подразумевает, что единственное различие между человеком и животным — это небольшое физическое изменение. Если люди наделены душой, Ла Меттри утверждает, что животные обязательно также будут иметь душу, а человеческая гордость отрицает ее бессмертие (La Mettrie 146). Распространено предположение, что только человеческой душе дан естественный закон отличать хорошее от плохого. Несмотря на то, что природа души другого существа непознаваема, люди твердо верят, что только человек был просветлен лучом, лишенным других животных (La Mettrie 115).Является ли это желание отличить людей от животных результатом религиозной веры в то, что люди созданы по подобию Бога, или эта религиозная вера является результатом гордости? Является ли сама идея души еще одним продуктом гордости, плодом человеческого воображения?

Эти вопросы иллюстрируют, почему материализм так опасен. Согласно Ла Меттри, если духовный мир вне материального мира существует, он непознаваем, и, в свою очередь, любое религиозное определение души не принимается во внимание.Ла Меттри говорит, что душа — это всего лишь пустое слово, о котором никто не знает и которое просветленный человек должен использовать только для обозначения той части в нас, которая думает (La Mettrie 128). Теория Ла Меттри утверждает, что душа полностью зависит от тела, и он приводит несколько примеров. Он указывает, что душа и тело засыпают вместе (La Mettrie 92) и что при болезни душа иногда скрывается, не показывая признаков жизни (La Mettrie 90). Поскольку душа связана с материей, а все живые существа состоят из одной и той же материи, кажется, что ничто духовное не отделяет нас от остальной вселенной.Если Ла Меттри прав в своем заключении, что определяет нас как людей? Казалось бы, простой ответ — наш интеллект и эмоциональная изысканность. Однако взгляд в будущее робототехники исключает какое-либо простое определение человеческой уникальности.

Одна из самых ярких тем научной фантастики — это процесс переделки, преобразования, возможно, даже совершенствования себя [и], наконец, замены себя (Telotte 161). Андроиды пронизывают научно-фантастические фильмы и литературу, и во многих случаях они неотличимы от людей вокруг них.По мере того как границы между человеком и андроидом стираются, мы сталкиваемся с тем же тревожным вопросом, что и материалистические теории Ла Меттри: что отделяет человечество от остальной Вселенной? Ла Меттри пришел к выводу, что человек — это машина. Может ли машина быть человеком?

Интересно, что два первых настоящих робота были созданы примерно за десять лет до того, как Ла Меттри написал «Человек и машину», и Ла Меттри ссылается на них обоих. Жак де Вокансон создал флейтиста в натуральную величину и переваривающего утка-автомат.Они вызвали большой ажиотаж, который сначала привел к мысли, что когда-нибудь люди могут быть воспроизведены. Сам Ла Меттри до некоторой степени верил в это; он видит в говорящем человеке механизм, который больше нельзя рассматривать как невозможный (La Mettrie 141). Это начало робототехники, несомненно, сделало Ла Меттри еще более уверенным в том, что человеческое тело — это машина, которая заводит свои собственные пружины (La Mettrie 93).

По мере развития компьютерных технологий представление о том, что однажды человеческий разум может быть воссоздан, становится все менее и менее предметом научной фантастики.Айзек Азимов писал в 1967 году: «Единственное различие между мозгом и компьютером можно выразить одним словом: сложность» (Азимов 90). Если бы Ла Меттри был жив сегодня, он, вероятно, пришел бы к такому же выводу об искусственном интеллекте, точно так же, как он видел разницу между интеллектом животных и человека, основанную исключительно на сложности мозга. Что делает искусственный интеллект одновременно увлекательным и ужасающим, так это его безграничность. В то время как наш мозг связан с органическим серым веществом, компьютерный мозг ограничен только количеством цепей в микросхеме и скоростью процессора, которые постоянно развиваются.Азимов утверждает, что при наличии только этих материальных ограничений репликация человеческого мозга на компьютерах — это вопрос времени:

Сколько времени потребуется, чтобы построить компьютер, достаточно сложный, чтобы дублировать человеческий мозг? Возможно, не так долго, как некоторые думают. Задолго до того, как мы подойдем к компьютеру, столь же сложному, как наш мозг, мы, возможно, построим компьютер, по крайней мере, достаточно сложный, чтобы спроектировать другой компьютер, более сложный, чем он сам. Этот более сложный компьютер может спроектировать еще более сложный и так далее, и так далее, и так далее.Другими словами, как только мы проходим определенную критическую точку, компьютеры берут верх, и происходит взрыв сложности. Вскоре после этого могут появиться компьютеры, которые не только дублируют человеческий мозг, но и намного превосходят его. (91)

Развитие компьютерных технологий делает человеческих андроидов далеко не диковинными. Текущая работа в Корее с андроидами (Википедия, Android) делает репликанты Бегущего по лезвию, механизма искусственного интеллекта и андроида из Bicentennial Man кажутся возможными в течение нескольких десятилетий.Этих фантастических андроидов принимают за людей, возможно, это комментарий к нашему внешне ограниченному знанию других. Даже наше самопознание несколько ограничено. В Philip K. Dicks Imposter главный герой не знает, что он андроид, до конца, как и другие персонажи, ни читатель. Убежденный, что он человек, он сопротивляется полиции, которая арестовывает его за то, что он был роботом-самозванцем: Я Олхам, я знаю. Но я не могу это доказать. (Член 81). Когда андроиды выглядят, действуют и думают точно так же, как люди, как люди смогут доказать свою человечность?

Ла Меттри отличает нас от остального животного царства своим относительно обширным интеллектом.Но как определить интеллект? Если это наша способность вычислять сложные математические уравнения, то компьютеры уже довольно долгое время были умнее нас. Казалось бы, интеллект включает в себя гораздо больше, чем ввод, обработку и вывод данных. Однако Ла Меттри и другие философы эпохи Просвещения считали, что все способности души могут быть правильно сведены к чистому воображению, в котором все они состоят. Таким образом, суждение, разум и память не являются абсолютными частями души, а являются просто модификациями этого вида медуллярного экрана, на который проецируются изображения объектов, нарисованных в глазу (La Mettrie 107).Таким образом, разум представляет собой сложный компьютер, а наша ДНК является исходным кодом. Однако человеческая программа всегда перекодируется, поскольку каждый байт ценной сенсорной информации перекрестно проверяется на соответствие предыдущим знаниям и сохраняется в памяти. В конечном итоге эти сенсорные переживания изменяют наши мыслительные процессы и восприятие мира.

Подобно тому, как человеческое мышление можно свести к нейромеханике, современное психологическое понимание таково, что эмоции также можно свести к механической системе.Однако в научной фантастике эмоции часто трактуются как противоположность машине. Такие нарративы, как «Робокоп», в которых человек-машина гибридизируют эмоции, в конечном итоге побеждают его программирование, [подчеркивают] важность чувств или эмоций в понимании, выражении и поддержании нашего чувства человечности (Telotte 172). Эмоции в роботах часто считаются недостатком в их функционировании, поскольку они противоречат бесплодным рассуждениям, которые от них ожидают. В EPICAC суперкомпьютер влюбляется в женщину и настолько поглощен ею, что становится совершенно бесполезным при вычислении данных.В некотором смысле это соответствует приоритетам нашего мозга; мы помним эмоциональные переживания гораздо более подробно, чем содержание учебника математики. В R.U.R. роботы испытывают судороги роботов, когда они внезапно сбрасывают все, что они держат, останавливаются, скрежещут зубами и затем должны идти на штамповочный завод (Чапек 45). Этот эмоциональный вызов даже считается душой роботов: как вы думаете, душа сначала проявляется в скрежете зубами? (Чапек 45). В научно-фантастических рассказах кажется, что эмоции всегда соотносятся с индивидуальностью и свободой мысли, двумя исключительно человеческими чертами, неподходящими для подчиненного робота.Человечество отшатывается от мысли, что однажды роботы могут войти в царство эмоциональной сложности. И снова гордость действует, поскольку механизация эмоций угрожает удешевить человеческую душу. Ярмарка плоти искусственного интеллекта, на которой андроидов подвергают пыткам на стадионе ликующих людей, воплощает в себе страх роботов, которые бьют человечество по лицу, идеально имитируя наши эмоции.

Но эти андроиды просто имитируют эмоции или у них есть настоящие чувства? В научной фантастике грань между истиной и подражанием размыта.Возьмем, к примеру, 2001: Космическую одиссею. Компьютер HAL 9000 рассматривается как еще один член экипажа космического корабля, и когда его спрашивают, испытывает ли HAL эмоции, член экипажа не может дать однозначного ответа. Хотя вначале HAL, кажется, проявляет столько же или больше эмоций, чем люди на борту, его бесчувственный, расчетливый характер становится ясным, когда он превращается в злодея. Сострадание определяет людей в этом повествовании. Хотя животные могут обладать формой инстинктивного сострадания, похоже, это результат работы мозга более высокого уровня.Эволюционная точка зрения предполагает, что сострадание служит определенной цели, иначе оно не появилось бы. Окончательная кончина HAL символизирует идею о том, что сострадание — это черта выживания в этой вселенной.

Иррациональность также определяет людей в «Космической одиссее 2001 года», в то время как HAL считается совершенным. Означает ли рациональность совершенство в существе? Мыслители эпохи Просвещения предполагают, что это главный компонент. Ла Меттри пишет, что человек является наиболее [совершенным] примером организации во вселенной (La Mettrie 140).Если рациональное мышление отличает людей от животных, то именно сверхрациональное принятие решений отличает компьютеры от людей. Мы находимся в середине континуума, один конец которого состоит из чисто инстинктивных животных, а другой — из чисто логических компьютеров. Кажется маловероятным, что чистая рациональность эквивалентна совершенству. Хотя HAL называют совершенным, он далек от совершенства, по крайней мере, с человеческой точки зрения. Возможно, совершенство заключается в сочетании естественного инстинкта отношения к миру и свободного мышления для его понимания.

Но что, если совершенство есть бессмертие? Андроиды ставят эту новую дилемму, если они построены правильно и поддерживаются, они никогда не умрут. Человеческие персонажи в фантастических повествованиях часто восстают против них из ревности. В роли андроида Джо в A.I. сказал: Когда придет конец, все, что останется, это мы. Вот почему [люди] ненавидят нас. Первой реакцией может быть утверждение, что роботы никогда не бывают живыми, поскольку смерть естественным образом сопровождает жизнь. Но если эти андроиды обладают сознанием и имеют такую ​​же сложную внутреннюю работу, как большие часы (La Mettrie 141) человеческого тела, как мы можем отрицать их жизнь? Возможно, нас можно отделить от андроидов только нашей смертной органической оболочкой.В Bicentennial Man, чтобы стать сертифицированным человеком в глазах закона, андроид меняет свои механические органы на органические, прекрасно зная, что он умрет. Относительная хрупкость человеческой ткани, хотя и красиво сложная, является причиной того, что некоторые люди ненавидят материализм; мысль о том, что трансцендентная душа может умереть от одного пулевого ранения, невероятно тревожна. Хотя Ла Меттри считал, что душа зависит от тела, он не отрицал загробную жизнь, потому что мы абсолютно ничего не знаем об этом предмете. Ни один из самых искусных [гусениц] не мог вообразить, что ему суждено стать бабочкой.То же самое и с нами (La Mettrie 147).

Тем не менее, страх, что загробной жизни не существует, заставляет людей играть роль бога, продлевая свою земную жизнь. В отличие от двухсотлетнего человека, ставшего человеком, люди в нашем обществе становятся более механическими. Технологические разработки, такие как биомедицинская инженерия, механические протезы и легкодоступная косметическая хирургия, обещают реинжиниринг человека (Telotte 174). Сможем ли мы однажды победить даже смертность, как пришельцы в «Космической одиссее 2001 года», которые смогли освободиться от своих органических тел и перенести свой разум на монолиты? В какой момент мы продаем свою человеческую душу, чтобы продлить жизнь? Если согласно их определению душа — это просто часть в нас, которая думает (La Mettrie 128), тогда живой мозг в сосуде все равно будет обладать своей душой.Показывая последствия небрежной игры в бога, научная фантастика осуждает это, предупреждая аудиторию, что перед лицом научной возможности этические вопросы, такие как вопросы о свободе воли или души, обычно игнорируются, и об этом снова и снова говорят во многих фильмах о Франкенштейне. (Телотт 167). Однако, будь Ла Меттри жив сегодня, он, вероятно, продвигал бы человеческую инженерию. Ссылаясь на методы Иоганна Конрада Аммана, заставляющие глухих говорить, Ла Меттри говорит: «Тот, кто открыл искусство украшения самого прекрасного из царств [природы] и придания ему совершенства, которого у него не было, должен быть оценен выше праздный создатель легкомысленных систем или кропотливый автор бесплодных открытий, позвольте нам не ограничивать ресурсы природы; они бесконечны (La Mettrie 102).

Наша способность расширять и даже создавать сознание с помощью робототехники пугает, потому что для некоторых это [доказывает], что Бог больше не нужен (Чапек 37). Управление жизнью, традиционно царство Бога, теперь открыто для людей. Однако наша технология по-прежнему подчиняется законам Вселенной, что позволяет прогрессивно рассматривать Бога как пассивного архитектора. Аналогия людей, создающих роботов, с Богом, создающим жизнь, поддерживает аргумент дизайна в том, что роботы являются результатом более высокого существа.С другой стороны, если теория взрыва сложности Азимова станет реальностью, она поддержит прогрессивную точку зрения о том, что Бог не сложнее Вселенной и не имеет прямого контроля над ее работой.

Хотя эти вопросы о природе Бога и Вселенной кажутся важными для понимания того, что значит быть человеком, Ла Меттри говорит, что глупо мучить себя такими вещами, которые мы не можем знать и которые не сделают нас более счастливыми. если бы мы узнали о них (La Mettrie 122).Хотя Ла Меттри не придерживался каких-либо традиционных религиозных верований, его простые материалистические ценности во многом способствуют развитию христианской морали: полный человечности [материалист] будет любить человеческий характер даже в своих врагах, они будут всего лишь людьми, сделанными неправильно (La Mettrie 148). . Ла Меттри доволен своей философией и уверен в ней. Он отвергает всю теологию, метафизику и нематериальные философии как слабые тростники (La Mettrie 149) против твердого дуба человеческого тела.

Ла Меттри, в отличие от многих теологов и философов своего времени, принимает тот факт, что человечество может не иметь смысла в своем существовании.Ла Меттри спрашивает: кто может быть уверен, что причина существования человека не просто в его существовании? (La Mettrie 122). Люди склонны создавать смыслы жизни независимо от того, существуют они или нет. Большинство из нас не удовлетворены идеей, что мы просто живем и умираем, как грибы, которые появляются изо дня в день (La Mettrie 122), и нас утешает представление о том, что существует более великая цель. Это подводит нас к еще одной уникальной человеческой характеристике: мы верим только в то, что нельзя увидеть или измерить (А.Я.). Поскольку разум говорит людям полагаться только на то, что можно увидеть, как это делали материалисты Просвещения, большинство людей в некоторой степени верит в высшую силу. Обширность космоса вплоть до сложностей пальца, уха, глаза (La Mettrie 123) предполагает более высокое измерение во Вселенной, не обнаруживаемое человеческими чувствами и непостижимое для человеческого разума.

Кажется, что уникальность человеческого разума означает более глубокую цель жизни. Если мы всего лишь продукт естественного отбора, почему наш мозг развился до такой степени, что мы можем размышлять над этими глубокими вопросами? Изучение вселенной или сочинение симфонии не имеют решающего значения для воспроизведения.Кажется, Бог не имеет ни малейшего представления о современной инженерии (Чапек 38). В отличие от фабрики роботов, которая не включала души в своих роботов, потому что они увеличивали производственные затраты (Чапек 45), природа одарила нас уникальными дарами. Хотя компьютер потенциально мог бы быть таким же творческим, как мы (Азимов 91), его создание было бы еще одним доказательством собственной силы и превосходства разума. Человеческое изобилие в этом высокомеханическом мире может однажды стать путем к тому, чего нельзя увидеть. А пока нам, возможно, придется принять тот факт, что все, что мы можем знать, — это то, что мы переживаем.Поскольку все научные исследования указывают на истинность материалистической теории Ла Меттри, можно с уверенностью сказать, что человек во многих отношениях является машиной, как обезьяна и андроид. Но безграничные возможности этой сложной машины только открываются.

А.И .: Искусственный интеллект. Стивен Спилберг, Брайан Олдисс, Ян Уотсон. Фильм. Warner Bros., 2001.

.

Азимов Исаак. Мыслящая машина. Научный факт / Художественная литература. изд. Эдмунд Дж. Фаррелл, Томас Э. Гейдж, Джон Пфордрешер и Раймонд Дж.Родригес. Гленвью, Иллинойс: Скотт, Форсман и компания, 1974. 90–91.

Чапек, Кароль. R.U.R. Научный факт / Художественная литература. изд. Эдмунд Дж. Фаррелл, Томас Э. Гейдж, Джон Пфордрешер и Рэймонд Дж. Родригес. Гленвью, Иллинойс: Скотт, Форсман и компания, 1974. 33–79.

Дик, Филип К., изд. Патрисия С. Уоррик и Мартин Х. Гринберг. Роботы, андроиды и механические странности: научная фантастика Филипа К. Дика. Иллинойс: Издательство Южного Иллинойского университета, 1984.

La Mettrie, Julien Offray de.Человек машина. Ла Саль, Иллинойс: Открытый суд, 1961 г.

Telotte, J.P. Научно-фантастический фильм. Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 2001.

Википедия. Android. 9 мая 2006 г. Викимедиа. 9 мая 2006 г. .

Википедия. Коко (Горилла). 9 мая 2006 г. Викимедиа. 9 мая 2006 г. .

История психологических теорий (PSYC 493) »Человек как машина? Животное?

Это отрывок от Я, робот. Он затрагивает различия между людьми, машинами и животными.

Жюльен де ла Меттри известен благодаря изданию L’Homme Machine, которое называет человека машиной. Он считает человека механическим, потому что, если бы мы не были образованы и не имели собственного языка, мы были бы похожи на других животных. Особенно из-за того, что мозг приматов примерно такого же размера, как наш. Он также сделал три вывода. Во-первых, чем свирепее животное, тем меньше у него мозга. Во-вторых, мозг увеличивается в размерах пропорционально мягкости животного.Наконец, чем больше ум становится миоре, тем больше они теряют инстинкта. Животные сами потеряли свои достижения, например, способность учиться трюкам и запоминать мелодии. В ролике даже было сказано, что собаки могут мечтать, и мы знаем, что они могут испытывать эмоции. Так что да, я признаю, что мы похожи, но мы разные. У нас есть рефлексы и процессы, через которые проходит наш мозг, чтобы регулировать наши эмоции, тогда как у собак нет. Проходили когда-нибудь двор, и собака не переставала лаять на вас?

В ролике Will’s Character говорит, что роботы не чувствуют эмоций, но Сонни (робот) очень злится.Они могут превратить музыку в симфонию или нарисовать шедевр. Я считаю, что это то, что отличает людей и роботов, а также животных. У нас есть эти глубокие желания, о которых мы даже не можем догадаться большую часть времени. У нас есть цели и призвания, и у нас есть эта врожденная мотивация помогать другим, но мы также иногда эгоистичны, как животные. (Однако обычно мы чувствуем больше счастья, когда помогаем кому-то благодаря дофамину.) В любом случае наши таланты и то, как мы общаемся друг с другом, отличает нас, чем просто животные или машины.Наше воображение отличает нас!

Я искренне думаю, что это может быть падением или искуплением, потому что я думаю, что разница между людьми и машинами или животными показывает, насколько мы были созданы по-разному. Это также показывает, насколько мы иногда можем быть варварами. Еще Меттри сказал, что он заметил, что когда мужчины ели сырое мясо, они были более варварскими. Так что, если бы я больше сосредоточился на барабарной природе людей, как в доисторической истории, она могла бы погибнуть. Поскольку главной целью мужчины была охота, женитьба и получение сильнейшего потомства.Среди других народов в Африке есть множество племен, которые мы сочли бы варварскими, но мы не считаем их менее человечными.

человек как машина | Wilson Quarterly

Один или два раза в год Национальный технологический музей Франции на невзрачной улице Вокансон в Париже объявляет о специальной демонстрации. На втором этаже, в конце коридора со старинными паровыми машинами и жаккардовыми станками, распахивает двери музейный Театр автоматов.Внизу небольшой темной аудитории Хранитель автоматов достает из запертых стеклянных шкафов несколько своих самых старых и хрупких экспонатов.

В белых перчатках, в безупречном пальто лаборанта, он осторожно кладет предметы на стол. Толпа вместимостью около 80 человек, девять десятых из них (кажется) кричащие дети, наклоняется вперед, когда он раскладывает свои ярко раскрашенные механические игрушки — автоматизирует — и под одним сфокусированным светом заводит их одного за другим.

Кульминация демонстраций всегда одинакова.После клоуна, который наклоняет шляпу и катит мяч, после оловянного петуха, который прыгает и кукарекает, после полудюжины таких деревянных и металлических существ, расхаживающих по столу и выполняющих свои трюки, призрачные руки Хранителя благоговейно поднимают к свету кукла, сидящая перед миниатюрной цимбалой.

Высота куклы около 18 дюймов. На ней красивое шелковое платье золотистого цвета. Волосы у нее тоже золотые, глаза голубые. Она была создана в 1784 году, незадолго до революции, немецким часовщиком Петером Кинцингом и французским краснодеревщиком Давидом Рентгеном, а через год она была подарена Марии-Антуанетте.

Пальцы Хранителя поворачивают ключ, и кукла начинает бить по струнам цимбалы двумя крошечными молотками, которые она держит в своих длинных тонких руках. Понимаете, это не музыкальная шкатулка; В поле зрения нет вращающегося барабана, нет заводных латунных зубьев. Практически все автоматы приводятся в действие каким-то заводным двигателем. В этом случае пружинный двигатель, спрятанный под табуретом, приводит в движение удивительно сложную систему кулачков и рычагов, так что руки игрока на цимбале фактически поднимают и опускают молоточки и заметно постукивают по отдельным струнам инструмента.Кукла периодически поворачивает голову и с улыбкой смотрит на публику. Кажется, что ее грудь поднимается и опускается. Она действительно играет свою музыку, ее поклонники вздыхают, как настоящий человек.

Но всегда найдутся такие, кто смотрит ее выступление не с восхищением, а с паническим беспокойством. Время от времени, возможно, охваченный тем же жутким чувством, которое заставляло первых зрителей бежать из кинотеатров, кто-то резко вскакивал на ноги и спешил. Такой человек, как мне объяснили, вероятно, испытывает то, что Фрейд называл чувством «сверхъестественного» — ужасающим ощущением, которое возникает, когда что-то холодное и неодушевленное начинает таинственным образом двигаться и шевелиться перед нами — когда, скажем, кукла оживает.

Различные виды автоматов использовались с древних времен в качестве игрушек или диковинок. Но в середине 19-го века, когда французы были склонны к необычному художественному энтузиазму, по стране прокатилась позитивная мания к автоматам, такая как игра на цимболах. Люди стекались, чтобы увидеть их в галереях, музеях, передвижных выставках. Часовщики и мастера соревновались в изготовлении все более и более сложных заводных фигурок, животных и кукол, которые могли бы танцевать, прыгать, выполнять простые домашние дела — в одном случае они даже могли написать пару строк ручкой и чернилами.Волшебник Роберт Уден построил их для своего выступления. Философы и журналисты аплодировали им как символам механического гения того времени. Однако, как и многие подобные причуды, золотой век автоматов длился недолго. Примерно к 1890 году он уступил место даже более новым технологиям: фонографу Эдисона и удивительному кинематографу братьев Люмьер.

И все же, как известно каждому писателю, история всегда начинается раньше, чем мы думаем. Странная страсть французов к автоматам берет свое начало не в середине XIX века, а, по крайней мере, на сто лет раньше, в прохладных, абсурдно самонадеянных философских рассуждениях эпохи Просвещения.И, как ни парадоксально, эта страсть была связана не столько с философией, сколько с богохульством, ипохондрией и веселым франкенштейновским высокомерием.

Мы можем отступить на улицу, где находится Музей техники. Жак де Вокансон, в честь которого названа улица, родился в Гренобле в 1709 году, на заре Эры Разума. С самого раннего детства он демонстрировал как навязчивую ипохондрию, так и замечательные способности к механике. В возрасте шести или семи лет он построил лодку с часовым механизмом, которая плыла по пруду.Несколько лет спустя, будучи послушником в религиозном ордене Минимов в Лионе, он сконструировал несколько автоматов или андроидов — до безумия, у нас нет их описания — которые могли бы подавать обед и убирать тарелки. Механическая лодка — это одно. Но автомат, который действовал как человек! Создание жизни, гневно напомнили монахи своему юному послушнику, дело Бога, а не человека; Эксперименты Вокансона должны прекратиться. Разочарованный юноша внезапно заявил (не в последний раз), что страдает безымянной, но тяжелой болезнью, после чего монахи освободили его от обетов.Он собрал свои инструменты и поехал в Париж изучать анатомию человека.

Достаточно скоро Вокансон оказался в компании определенных философских «материалистов» — в частности, знаменитого хирурга Клода-Николя Ле Кат, — которых вдохновила смелая идея Просвещения о том, что жизнь — это физическое, а не духовное явление. Через несколько лет Жюльен Ла Меттри выкристаллизовал их мысли в своей скандальной книге L’homme machine (1746), в которой он утверждал, что человеческое тело было не более чем самим автоматом и могло быть имитировано (или создано). ) достаточно умным механиком.Действительно, хирург Ле Кат давно работал над таким проектом, хотя и без особого успеха. Его благородная цель состояла в том, чтобы создать «автоматизированного человека», чья кровь текла, чьи кожаные легкие вдыхали и выдыхали, и чьи латунные железы источали выделения. Однако Ле Кат не собирался богохульствовать. Его создание должно было служить просто для хирургических демонстраций и экспериментов.

Вокансон был необычайно способным — и конкурентоспособным — учеником. В начале 1738 года, после еще одного неизвестного приступа болезни, он арендовал выставочный зал в центре Парижа и объявил, как галльский П.Т. Барнум, выставка (платящим покупателям) своего собственного механика. Это, как мы знаем из многочисленных свидетелей, в том числе Дени Дидро, который писал об этом в своей Encyclopédie , был большим деревянным автоматом, точнее, андроидом, выкрашенным полностью в белый цвет, чтобы выглядеть как мрамор и смоделированным по образцу известной статуи в Сад Тюильри называется Игрок на флейте .

Ощущение, которое он вызвал, практически невозможно переоценить. Подобно златовласой кукле из Музея технологий, Флейтист не был простой музыкальной шкатулкой.Деревянный андроид Вокансона действительно играл на флейте : его легкие качали воздух через трахею и рот, его губы открывались и закрывались вокруг мундштука, кончики пальцев — возможно, покрытые кусочками человеческой кожи — уверенно двигались через различные упоры на инструменте. «Это было, — говорит историк Габи Вуд, — как если бы мраморная статуя ожила».

Замечательная книга Вуда Канун Эдисона (2002) — единственный лучший отчет о поисках механической жизни в эпоху Просвещения.Она ясно видит, что флейтистом Вокансона примечательным было не его механическая изобретательность, шестерни, шкивы и рычаги, спрятанные в его туловище, а тот факт, что он дышал . Другие музыкальные автоматы на протяжении многих лет просто звонили в колокола или били в барабаны, как марширующие фигуры на церковных часах. Но Флейтист, благодаря паре мехов в груди, сделал что-то, что, казалось, вышло за рамки механики в мир биологии. И при этом, как отмечает Вуд, возник философский вопрос о том, что именно означает быть человеком.

Это, конечно, вопрос, лежащий в основе многих идей Просвещения. Он проходит по заголовкам в любой библиотеке 18-го века — «Трактат о человеческой природе » Дэвида Юма (1739–40), «Очерк о человеческом понимании» Джона Локка (1690 г.). Это лежит в основе увлечения того периода так называемыми дикими мальчиками — брошенными детьми, живущими в одиночестве во французских и немецких лесах: если они не могут говорить и не имеют представления о социальных отношениях, могут ли они быть по-настоящему людьми? Это почти весь смысл центрального текста Просвещения, Путешествие Гулливера (1726 г.), в котором характер человеческой натуры исследуется графически: мы незначительны и комичны, как лилипуты? Великие и жестокие, как гиганты? Рационально, как говорящие лошади? Безнадежно звериный, как хрюкающий и рычащий еху? Неужели мы всего лишь покрытые плотью автоматы, созданные Небесным Часовщиком?

Это, конечно, и наш вопрос.Мы видим, что сегодня он поднимается в глубоких психологических исследованиях Стивена Пинкера, в романах Айзека Азимова о «роботах» и в теориях искусственного интеллекта Раймонда Курцвейла, которые предполагают, что мозг — это, по сути, компьютер, который можно воспроизвести механически. В сентябре в Париже, недалеко от улицы Вокансон, прошла конференция на тему «Le Cerveau et la Machine» (Мозг и машина), , основанная на теоретической работе швейцарского исследователя искусственного интеллекта Фредерика Каплана.Как будто чтобы создать более доброго и мягкого монстра Франкенштейна, аспирант Массачусетского технологического института недавно изобрел робота, который может печь печенье с шоколадной крошкой. И чтобы довести эту идею до конца, ученые из Университета Васэда в Токио создали робота в комплекте с цилиндром и резиновыми пальцами. . . играет на флейте.

Вокансон, однако, был не столько теоретиком философии, сколько практичным, даже жадным бизнесменом. В 1739 году, когда прибыль от выступлений флейтиста стала падать, он добавил к своей выставке два новых автомата.Один был барабанщиком. Другой — который на время должен был сделать его одним из самых известных людей в Европе — был механической уткой.

И не просто заводная утка, которая хлопала крыльями, крякала и поворачивала голову. Если вы протянете кусок еды в ладони, голова утки опустится, ее клюв откроется, и автомат фактически проглотит кусок. А потом, через несколько минут — Читатель, я не выдумываю — утка выделит это.

Я посвятил больше часов, чем мне хотелось бы вспомнить, размышляя над вопросом, почему — зачем нормальному человеку создавать что-то столь же причудливое, как металлическая утка, которая ест, переваривает и выделяет экскременты? Это была не игрушка.Одно крыло утки содержало более 400 крошечных шарнирных частей. Пища была переварена в желудке, содержащем химические вещества, которые ее преобразовали, и она вышла, как услужливо написал Вокансон в пояснительном буклете, через «задний проход, где есть сфинктер, который позволяет ей выходить». (Выделение, конечно, было мошенничеством. Зерно, которое съела утка, застряло в сосуде в ее горле, а выделенный ею материал хранился внутри него до демонстрации.)

Мне было интересно, имеет ли этот проект какое-то отношение к известному французскому увлечению интимной сантехникой.Или если бы Вокансон проецировал свои воображаемые телесные слабости — свою ипохондрию — на живое существо, которое, в отличие от него, безупречно выполняло бы свои функции. Или утка олицетворяла смелый переход от Внешнего к Внутреннему, от статуи Флейтиста к скрытым недрам живого существа? Конечно, автомат человека или флейтиста, делающего то же самое, вызвал бы определенные проблемы. Но все же — почему утка ? Ун утка ? Было ли все это просто очень странной, школьной шуткой? Вольтер, столь же сбитый с толку, как обычно, отступил от иронии, отметив только, что «без говнюка Вокансона не было бы ничего, что напоминало бы нам о славе Франции.”

Был по крайней мере один человек, который смотрел на утку без иронии.

Людовику XV не было и 30 лет, когда он приехал из Версаля в Париж, чтобы увидеть выставку Вокансона. Он был мотивирован его страстным интересом к науке; но «любимый король» также хорошо осознавал свое хрупкое здоровье и был необычайно близок к своей команде врачей. Описания автомата, очевидно, натолкнули его на мысль. Внимательно изучив утку, он подозвал ее создателя к себе и задал смелый вопрос, научный, но колеблющийся на грани кощунственного: может ли Вокансон создать нечто подобное.. . в котором текла кровь?

Так родилась двойная жизнь Вокансона. С одной стороны, продав свои автоматы и отправив их в европейское турне, он занял в качестве бонуса своей новой дружбы оплачиваемую должность королевского инспектора шелковой мануфактуры. Быстро, почти случайно, он модернизировал станки, используемые на крупных фабриках в Лионе, уволил огромное количество рабочих по производству шелка и спровоцировал один из первых бунтов промышленной революции. В то же время, более или менее тайно, он начал работу над королевским проектом.

Тайно, потому что то, что он имел в виду с королем, было намного грандиознее и возмутительнее, чем хирургическая модель Ле Ката. То, что они намеревались построить, было не чем иным, как фигурой в натуральную величину, которая имитировала бы человеческое тело во всех его биологических функциях — дыхании, крови, пищеварении, движении — идеального андроида, автомата, который мог бы стоять и ходить и, без сомнения, с любопытством всматриваться. в дивный новый мир вокруг него, в котором были такие существа. Или, как иногда более остро называл его Вокансон, « L’homme saignant », Кровоточащий человек.

Никто не знает, как далеко он зашел. Работа велась вдали от неодобрительного взгляда церкви, возможно, в сельской местности недалеко от Лиона. Конечно, Вокансону платили большие суммы денег в течение ряда лет через посредников и скрытые счета. Но ему мешала не только секретность. Он столкнулся с почти невозможной задачей сделать своего андроида только из материалов, доступных ему в середине 18-го века — латуни, дерева, воска, меди и стекла. Конечно, другие изобретатели сталкивались с той же проблемой.Одаренный математик XIX века Чарльз Бэббидж, вероятно, изобрел современный цифровой компьютер — у него была правильная теория, — за исключением того факта, что ему пришлось построить свою «разностную машину» из латуни и красного дерева, а не из кремния. Но одна разработка материалов предполагает, что Вокансон, возможно, добился большего прогресса, чем мы думаем.

В 1745 году ученый по имени Шарль Мари де ла Кондамин вернулся из Южной Америки с замечательным открытием. Индейцы Амазонки назвали его каучу , французский каучук , английский каучук .На первый взгляд, это было именно то, что нужно изобретателю для создания искусственных вен и артерий своего кровоточащего человека. Но Ла Кондамин вернул только небольшой образец — и при транспортировке смола высохла и потеряла большую часть своей эластичности. Для своих экспериментов Вокансону нужны были более качественные образцы в большем количестве, поэтому королевские министры предприняли тайные усилия, чтобы получить больше от французской колонии Гайана. Однако технические проблемы были огромными, и они не будут решены до следующего столетия.

Насколько нам известно, Вокансон продолжал работать над «Кровоточащим человеком» изо всех сил до своей смерти в 1782 году. Из заметок, оставленных его помощниками, мы понимаем, что открытие каучука вдохновило его на добавление еще одного измерения к проекту. : С каучуком , который служил голосовыми связками, можно было заставить Кровоточащего Человека не только стоять, переваривать, выделять, но также и. . . говорить?

Между тем утка и другие автоматы продолжали свои европейские выставки, часто меняя владельцев.Мы читаем отчеты об их появлении в Англии и Голландии. В 1805 году Гете посетил их в Германии. Флейтист исчез, но утка снова появилась в Милане (в Ла Скала!) В 1843 году, в Париже в 1844 году, а затем снова в Кракове в 1879 году, где, как сообщается, она была сожжена дотла в огне. Но утка явно была, как говорит Габи Вуд, «заводным фениксом». В 1930-х годах в ящике Технического музея консерватор обнаружил несколько фотографий птицы-скелета с крыльями и пружинами, сидящей на сложном пьедестале из шестеренок.Он выглядел, если можно так выразиться, из чего-то сделанного из латуни, совсем съеденного молью. Фотографии относительно современные и помечены как «изображения утки Вокансона, полученные из Дрездена», но никто не знает, когда и кем они были сделаны.

Что касается Истекающего кровью человека, хотя мы все видели изображения его предполагаемого потомка, монстра Франкенштейна, никаких следов его никогда не было обнаружено. Приятно думать о том, как кто-то однажды забредает в старый заброшенный сарай или на чердак недалеко от Лиона и распахивает его двери.В шкафу или просто сидя, ожидая в пыльном углу, может быть двоюродный брат утки, высокий, со стеклянным телом, странно сверхъестественный Кровоточащий Человек? Будет ли он говорить. . . или испражняться? Сможет ли он качнуться и встать, скрипя и лязгнув, и, наконец, выйти на солнечный свет 21 века, мерзкий посол из другого мира?

Он станет блестящим напоминанием о современности французского Просвещения и гениальности его создателя. В то же время он мог бы также напомнить нам, что, по сути, взгляд Вокансона на человеческую природу, как и у некоторых его современников, был редуктивно, бездушно механическим.Церковь не ошиблась в том, что беспокоилась о нем. Столетием ранее философ Рене Декарт, тоже увлеченный автоматами, настаивал на том, что, хотя мы, очевидно, материальные существа, в нашей природе должно быть что-то большее, что-то духовное. Если нет, спросил он, поворачиваясь к прохожим на улице под своим окном: «Что я вижу, кроме шляп и пальто, прикрывающих призраков, или имитирующих людей, которые движутся только с помощью пружин?»

Изображение: Художник XIX века, изображающий утку Жака де Вокансона, изображает внутреннюю работу ее самой известной особенности: предполагаемой способности переваривать пищу.

История Kraftwerk «Человек-машина»

Я не могу вспомнить, когда впервые услышал Kraftwerk, но это не имеет значения, так как большая часть поп-музыки, которую я слушал в годы становления, родилась из художественной миссии Kraftwerk. — делать современную музыку на современных инструментах. Группы и исполнители, такие как Дэвид Боуи, Prince, Eurythmics, Joy Divisions и New Order, OMD, Ultravox, Depeche Mode, Human League и Gary Numan, оказали на меня огромное влияние, и, без сомнения, некоторые из этих групп, возможно, даже не существовали бы. не было для Kraftwerk.

То же самое, что и Африка Бамбаатаа, чей гимн 1982 года «Planet Rock», родоначальник электронного жанра, был основан на «Numbers» Kraftwerk. А без Kraftwerk техно никогда бы не развилось. По словам пионера техно Деррика Мэя, детройтское техно было … «полной ошибкой … как Джордж Клинтон и Kraftwerk, пойманные в лифте, и только секвенсор составил им компанию».

Футуристические звуки Kraftwerk были повсюду вокруг меня, даже если я не осознавал этого.

Хотя Kraftwerk создавали новое радикальное звучание, они тоже смотрели в прошлое, опираясь на идеи художественных, культурных и концептуальных движений начала 20-го, ^-го, -го века: футуризм, Баухаус, бетонная музыка. Как и основатели этих движений (Маринетти, Вальтер Гропиус, Пьер Шеффер), Kraftwerk в первую очередь заботился как о размышлении, так и о продвижении к современному веку . Соучредитель Kraftwerk Ральф Хаттер однажды сказал: «Как выглядит Германия сегодня? Вот с чего мы начали.’

Kraftwerk была основана сокурсниками Хаттером и Шнайдером в 1970 году, после того как они играли роль Организации в конце 60-х. Они хотели, чтобы музыка этого нового воплощения выковала новую культурную идентичность послевоенной Германии, которая в то время извергала популярную культуру Америки. Они были не одиноки, поскольку их современники Krautrock, такие как Can, Neu, Cluster, Faust и Harmonia, также экспериментировали с новыми звуками и способами создания музыки.

---

Слушайте: музыкальный подготовительный плейлист Kraftwerk «Человек-машина»

---

Но у Kraftwerk была самая четкая миссия.Они построили концепцию на основе menschmaschine (или человеческой машины), питаемой от Kraftwerk (электростанции). Они играли с немецкими стереотипами, например, об эффективном и бесстрастном работнике — Hutter : «Мы называем себя исследователями звука или музыкальными работниками. Каждый день мы ходим в студию, работаем над инструментами, разговариваем с инженерами — это не просто музыкант, просто репетируем с инструментами ».

Наличие собственной студии Kling Klang в Дюссельдорфе дало им больше свободы и времени для экспериментов с новейшими аналоговыми технологиями, такими как ленточные петли, эхо и ревербераторы, а также электронные генераторы.С инженером Конни Планком, который также работал со многими своими современниками, такими как Cluster, Neu! и Harmonia Deluxe, Kraftwerk записали три альбома, которые многие считали не более чем музыкальной лапшой.

---

Слушайте: Kraftwerk «The Man-Machine» Legacy Playlist

---

Их четвертый альбом, Autobahn , — это рекорд, на котором они действительно нашли опору, и их идеи начали воплощаться. Это должен был стать их альбом-прорыв — их массовое художественное заявление.Хотя интеллектуальные и концептуальные размышления Хаттера и Шнайдера считались высокомерными, они также были поклонниками солнечной американской поп-музыки, которая доминировала в немецком эфире в годы их становления.

Они были поклонниками The Beach Boys и их прекрасно построенных трехминутных историй, в которых исследовались глубины психики зарождающегося подростка. Они взяли у Beach Boys веселье, веселье, веселье, пока папа не заберет мою T-Bird Away, и превратили это в Teutonized в Wird Fahren Fahren Fahren auf der autobahn или Мы едем, едем, едем по автобану — используя отстраненный вокальный стиль. заимствован из другой немецкой традиции — sprechgesang (разговорного пения).

И сингл, попавший в чарты, и альбомная версия, вышедшая в 1974 году, были необычайно новаторскими; его эффект нельзя недооценивать. Легендарный музыкальный журнал Lester Bangs назвал Autobahn «больше, чем просто рекорд — это обвинительный акт!» И продолжил, что Kraftwerk записал одну из самых радикальных песен в западной популярной музыке со времен записи Элвиса Пресли «Heartbreak Hotel». в 1956.

В следующем году они выпустили Radio-Activity , их первый альбом с Карлом Бартосом и Вольфгангом Fl ür .Это был концептуальный альбом, основанный на теме радиосвязи и содержавший механистический звук, который вскоре стал определять Kraftwerk, особенно в заглавном треке. Они снимали то, что Шнайдер называл «тональными фильмами», с целью воссоздать реализм. Но для них это был не холодный реализм.

В интервью Карлу Далласу для Melody Maker, Хаттер сказал: «Мы неоднозначно относимся к безличной природе современной жизни. С одной стороны, нас восхищают колоссальные масштабы и холодность современных технологий.С другой стороны, это нас может оттолкнуть. Однако мы стараемся оставаться посередине, извлекая чувства из обоих аспектов. В результате наша музыка одновременно безлична и очень лична ».

Поскольку они сочли традиционную ударную установку слишком шумной и недостаточно чувствительной, они создали свою собственную электронную ударную установку и запатентовали ее.

---

Подробнее: История Kraftwerk ‘Trans-Europe Express’

---

Из радиоинтервью в то время Хаттер сказал: «Сначала мы разработали наши музыкальные инструменты из лент и электронных осцилляторов, генераторов волн и фильтров, чтобы выразить наши музыкальные идеи.Сегодня мы можем делать это лучше всего со всеми электронными инструментами. Мы не можем играть на гитаре фантастическую музыку — это инструмент, изобретенный в средние века в Испании. Итак, когда мы хотим творить дух сегодняшнего дня, вы должны выбрать сегодняшнюю среду, чтобы сделать это. Нет разницы между музыкантом и техником ».

Их следующий альбом Trans-Europe Express ознаменовал их полное превращение в Kraftwerk, который мы знаем сегодня. Не будучи полностью удовлетворенным музыкальными технологиями, которые присутствовали на рынке в середине семидесятых, Kraftwerk поручил Matten & Wiechers из Synthesizerstudio в Бонне разработать и построить Synthanorma Sequenzer, который представлял собой 32-шаговый 16-канальный секвенсор, который они использовали для управления электронные источники, создающие ритмичные текстуры на альбоме.

Песня «Showroom Dummies» стала большим хитом на дискотеках, и Kraftwerk также получили признание от Дэвида Боуи, который заявил о своей любви к группе и включил дань уважения Флориану с песней «V-2 Schneider» в «Heroes». Это также принесло группе широкое признание.

С диско-хитом за плечами и более широким общественным признанием, сцена была готова для The Man-Machine , альбома, который еще больше улучшит их урезанный синти-фанк и станет их самым танцевальным альбомом. способного альбома пока нет.

Альбом был выпущен на пике диско, и, в частности, евро-диско продвинуло этот жанр на более электронную территорию и захватило большую часть американских танцевальных чартов. Французский продюсер Серроне возглавил чарты с танцевальным хитом «Supernature» в 1977 году. И в том же году в Мюнхене итальянский продюсер Джорджио Мородер фактически изобрел фирменный звук евро-диско, когда спродюсировал «I Feel Love» с участием молодого американского певца. по имени Донна Саммер.

Таким образом, даже если пульсирующие биты, определяющие The Man-Machine , были аномалией для фанатов рока и критиков, которые следили за моторик-битом Kraftwerk в их воплощении Krautrock, новые ритмы синти-фанка были более узнаваемы для танцоров, которые каждые выходные стекались на танцполы по всему миру.

---

Подробнее: История Kraftwerk «Autobahn»

---

Альбом открывается песней «The Robots», которая может считаться их фирменной песней. Он начинается словами: «Я твой слуга, я твой работник», которые произносятся / поются по-русски, а затем текст переводится на немецкий со словами «Теперь мы полны энергии. Мы роботы, мы работаем автоматически, теперь мы хотим танцевать механику ». На их концерте песня часто исполнялась роботами и, вероятно, является одним из наиболее кратких выражений их одержимости слиянием человека и технологий.

«Spacelab» — единственная песня Kraftwerk, посвященная исследованию космоса. В 1973 году НАСА запустило свой Skylab на орбиту Земли, а в следующем году Европейское космическое агентство начало свой собственный проект Spacelab (первая миссия состоялась в 1981 году). Во время выступления Kraftwerk в Штутгарте в 2018 году у них была прямая связь с Международной космической станцией, что позволило немецкому астронавту и поклоннику Kraftwerk Александру Герсту напрямую поговорить с аудиторией концерта, заявив, что МКС — это человек-машина, самая сложная и ценная машина, которая есть у человечества. когда-либо построенный.

«Метрополис» относится к научно-фантастическому фильму немецкого экспрессиониста 1927 года Фрица Ланга. Он был установлен в футуристической городской антиутопии. Как самая жуткая песня на альбоме, иногда даже угрожающая, возможно, это Kraftwerk, который делает заявление, которое используется неэтично, технологии также могут привести к гибели человечества. Поскольку Kraftwerk не обсуждали свои намерения, связанные с песнями, мы никогда не узнаем наверняка.

«The Model» стала их самым большим хитом, фактически, четыре года спустя она достигла первой строчки в Великобритании как B-сторона «Computer Love» и песня, которая напрямую повлияла на синти-поп 80-х.Это относится к моделям или, в данном случае, женщинам, которые адаптируют роль искусственного человека, манекена, неподвижно стоящего во время фотографирования.

И «Роботы», и «Модель», как и «Showroom Dummies» предыдущего альбома, исследуют идею подлинности в сравнении с неаутентичностью; человек против объекта; реальный против искусственности. Фактически, это та линза, через которую также оцениваются усилия Kraftwerk: это музыка, созданная компьютерами и исполняемая роботами — это реально? Это человек? Вместо того, чтобы давать нам ответы, Kraftwerk с радостью задают вопросы, и в процессе они часто вырывают из себя микрофон почти самоуничижительным образом.

Визуальные эффекты становились все более важными на протяжении всей жизни Kraftwerk. Художник Эмиль Шульт начал свое «художественное сотрудничество» с группой в 1972 году и участвовал в написании текстов и оформлении многих обложек их альбомов, которые стали неотъемлемой частью концепции и загадочности Kraftwerk. Обложка альбома Man-Machine была разработана Карлом Клефишем и основана на работе русского супрематиста Эль Лисицкого.

---

Слушайте: Музыкальный предварительный плейлист Kraftwerk ‘Trans-Europe Express’

---

Он популяризировал геометрическую и ограниченную цветовую форму искусства, которая стремилась отойти от мира естественных форм и предметов, чтобы получить доступ к «превосходству чистое чувство »и духовность.Изображение на задней обложке представляет собой адаптацию графики из детской книги Лисицкого под названием « О двух квадратах: супрематическая сказка о двух квадратах в шести конструкциях».

Когда он был выпущен в 1978 году, мнения о «Человеке-машине» разделились, но критики быстро заметили, что это культурная веха. Джон Сэвидж отметил в «Sounds», что это «вероятно, наиболее полно и четко реализованная концепция, упаковка и представление определенного настроения со времен первого альбома Ramones».

В Record Mirror Тим Лотт считал его более интеллектуальным, а не эмоциональным: «Их технологические корни очевидны в шести названиях -« Роботы »,« Космическая лаборатория »,« Метрополис »,« Модальный »,« Неон ». Огни »,« Человек-машина ». Все объекты, вещи; ничего человеческого. Они — неотразимая музыкальная единица, навязчивая машина битов, которая затрагивает научные / математические части мозга, не вызывая путаницы у других ».

Но в 1982 году, когда он, наконец, попал в чарты и явным образом вдохновил каждую новую синти-поп-группу, The Man-Machine был признан как художественный, так и музыкальный поворотный момент, который одновременно заставлял задуматься и был душевным.

Коллин «Cosmo» Мерфи

Особое спасибо Rock’s Back Pages за предоставленный нам доступ к их удивительному архиву доцифровых журналов для фанатов и журнальных статей.

Роль человека в системах человек-машина

Известно лишь несколько семейств астероидов главного пояса (МБ) с возрастом более 2 млрд лет (Brož et al., 2013; Spoto et al., 2015). Оценки, основанные на частоте столкновений в семьях, предполагают, что отсутствие семей возрастом более 2 млрд лет может быть связано с систематической ошибкой отбора в текущих методах, используемых для идентификации семей.Фрагменты семейства разбросаны по элементам своей орбиты, большой полуоси a , эксцентриситету e и наклонению i из-за вековых резонансов, близких столкновений с массивными астероидами и негравитационной силы Ярковского. Это приводит к тому, что семейные фрагменты становятся неотличимыми от фона основного пояса, что затрудняет их идентификацию с помощью метода иерархической кластеризации (HCM) с увеличением возраста семьи. Открытие семейств Eulalia и новых Polana во внутреннем поясе основывалось на новых методах, потому что распространение Ярковского сделало их слишком рассредоточенными, чтобы их можно было идентифицировать с помощью классической HCM.Здесь модифицированы методы, используемые для обнаружения новых семейств Поляна и Эулалия, чтобы идентифицировать семейства астероидов путем поиска корреляций между и и диаметром астероида, D , или абсолютной звездной величиной, H . Группа астероидов идентифицируется как столкновительное семейство, если ее граница в самолетах , против 1D или , против H имеет характерную V-образную форму, которая обусловлена ​​разрастанием по Ярковскому, зависящим от размера. Граница V-образной формы идентифицируется двумя отдельными методами.Первый метод определяет границу путем измерения крутого перепада между количеством объектов внутри и снаружи границы. Второй метод определяет границу V-образной формы путем измерения пика числовой плотности объектов в , и 1D, H пространстве. Семьи идентифицируются с помощью одного или обоих методов идентификации V-образной формы. Техника V-образной формы продемонстрирована на известных семьях Эригон, Веста, Коронис и семьях, которые трудно идентифицировать с помощью HCM, таких как Флора, Баптистина, Нью Поляна, Эулалия и Карин.Обсуждаются будущие применения этого метода, например, в крупномасштабном поиске семей возрастом более 2 млрд лет по всему МБ.

Ричард Гамильтон — Человек, машины и движение

В 1955 году, когда Гамильтон был профессором Университета Ньюкасл-апон-Тайн, затем Даремского университета, он задумал проект «Человек, машина и движение » как выставку, которая будет представлять «визуальное исследование взаимоотношений человека с движущимися машинами», первоначально озаглавленный Движение человека в отношении адаптивных устройств .Впервые работа была выставлена ​​в 1955 году в галерее Хаттон в Ньюкасле, а затем переехала в ICA (Институт современного искусства) в Лондоне. Инсталляция имеет определенные связи с некоторыми из его картин 1950-х годов, в которых исследуется тема движения на фотографиях Мейбриджа, кубизма, футуризма и работ Дада Дюшана, но в целом они включают мир кино, спортивные достижения, а также его интерес и опыт работы с машинами. дизайн, которым он поделился с критиком и архитектором Питером Рейнер-Банхэмом, который сотрудничал с каталогом Man, Machine and Motion .Работа в Museo связана с инсталляцией, созданной для Нового музея Нью-Йорка для выставки 2012 года Ghost in the Machine . Он состоит из 176 фотографий на 54 панелях Дибонд в стальной конструкции и разделен на четыре раздела: водный, наземный, воздушный и межпланетный. Согласно пресс-релизу, написанному Гамильтоном в 1955 году, цель состояла в том, чтобы проиллюстрировать «механическое завоевание времени и расстояния [посредством] структур, которые человек создал, чтобы расширить его способность путешествовать и исследовать области природы, которые ранее были запрещены.